Вергилия Коулл
Мой враг, моя любимая
Предупреждение: присутствуют сцены жестокости (не героя над героиней)
В ту ночь разыгралась нешуточная гроза. Молнии, подобно разящим огненным стрелам, били в темный массив заповедного леса. Всполох. Нарастающий рокот. Гром. Ливень безжалостно хлестал по головам и спинам шестерых мужчин, затаившихся на холме между деревьев. Даже капюшоны неприметных дождевиков не спасали людей от струй, больно секущих щеки, губы и веки.
Внизу, под холмом, на равнине, перед охотниками расположился добротный двухэтажный дом. Из трубы вился дымок, в окошках плавился теплый желтый свет. По соседству примостились хозяйственные постройки: амбар, хлев, курятник. За домом, неразличимые с холма, раскинулись огороды. Это мужчины успели выяснить у одного из своих, посланного заранее в разведку. Как и то, что в доме проживает целая семья.
— Пули беречь! — хрипло и коротко приказал главный, прищурившись и вскинув ружье. — У каждого по две. Больше нет. В крайнем случае, пользоваться ножом. — Резким движением он выхватил из-за пояса и показал свое оружие. — Лезвие тонкое, не сломайте.
Мужчины внимали его словам, бросая косые взгляды на мирное жилище, распростертое перед ними.
— Когда мы получим жилу, всего станет больше: и пуль, и клинков, — продолжал главный. — Но чтобы ее получить, я не хочу видеть ни одного промаха с вашей стороны.
Его спутники переступили с ноги на ногу и вразнобой кивнули. Грянул очередной раскат грома. Главный выругался и по очереди заглянул каждому в лицо.
— Я хочу, чтобы сегодня вы сработали, как единое целое. Поняли, засранцы? Эти пули я своими руками отлил из ожерелья Майи. И лезвия тоже. Жаль, что ее украшения весили не так много. Но сегодня мы за нее отомстим. Вы поняли? Мы уничтожим того, кто пролил кровь нашей драгоценной девочки!
Четверо из охотников никогда не встречали женщину, ради которой пришли убивать. Им просто заплатили. При звуке ее имени им слышался звон монет. Поэтому они охотно согласились с главным. Только один человек, еще по-юношески худощавый, сжал свое ружье в побелевших пальцах. В глазах читалась боль. Главный потрепал его по плечу в знак поддержки. Потом снова обратился к охотникам:
— Все помнят, что нужно делать? Ни в коем случае не тратить пули на фамильяра! Как бы он ни выглядел! Даже если обделаетесь от ужаса, я не хочу знать, что вы потратили мои пули на то, что невозможно убить! Только в голову лекхе, — мужчина приставил указательный палец ко лбу одного из наемников. — Убьешь лекхе — убьешь фамильяра. Это понятно?
Череда послушных кивков. «Да, хозяин. За твои деньги мы готовы на все».
— Никаких несмертельных ранений! Никаких истеричных перестрелок! Не ведите себя как бабы! Стрелять только если уверен, что разнесешь мозги проклятого лекхе! Если потратите обе пули, лучше воспользуйтесь ножом, — главный убрал свое лезвие в ножны, — и молитесь, чтобы потом я не использовал свой на ваших цыплячьих горлышках!
Взмах рукой — и мужчины короткими перебежками устремились с холма вниз. Сильно хромая, главный поторопился следом.
В доме, тем временем, коротала вечер ничего не подозревающая семья. Петер, светловолосый крупный мужчина, сидел перед камином, положив ноги на табуретку. Он смотрел на огонь и прислушивался к рокоту грома. Хорошо, что коров удалось пригнать с пастбища до того, как началась гроза. В прошлый раз, когда стихия бушевала, они потеряли козу, и дети остались без целебного молока. Петер потом нашел останки животного, растерзанные волками, и со вздохом сожаления принялся подсчитывать в уме, во сколько обойдется новая покупка.
Временами взгляд Петера сам собой скользил в сторону жены, которая хлопотала по хозяйству, подготавливала вечернюю ванну для детей. Инга была его самой большой любовью. Статная, красивая яркой величавой красотой, она покорила его сердце более десяти лет назад и прочно удерживала в своих сетях. А ведь он думал, что никогда уже не сможет полюбить! Никогда и никого, после Майи… Что ж, правду говорят, что время лечит. Инга подарила ему трех прекрасных детей, и от той, былой, пылкой и юношеской любви, от острой, когда-то раздирающей грудь на куски потери, остались разве что неясные воспоминания.
Из коридора слышалась возня и топот десятилетнего Яниса. Мальчишка пытался обучить своего фамильяра — молодого волка с серебристой шерстью — приносить палку. Ребенку не хватает собаки, думал Петер, уже уставший объяснять сыну, что фамильяр — не игрушка. Надо бы отправиться на ярмарку в воскресный день и приобрести щенка.
Возможно, покупка порадовала бы и пятилетнего Ивара. Этот малыш родился маленьким старичком, хоть и выглядел настоящим ангелом с белокурыми слегка вьющимися волосами. Мать специально не обрезала их коротко, жалела мягкие локоны.
Ивар всегда держался сосредоточенно и хмуро. Малое количество вещей могло вызвать улыбку на его губах, среди них были игры с матерью. Но Инга целый день крутилась как белка в колесе, поэтому малыш часто оставался предоставленным самому себе или старшему брату. Его фамильяр появился совсем недавно, и это послужило для Петера сигналом, что в младшем сыне тоже пробудилась сила лекхе. Маленький львенок, толстый и забавный, конечно, не мог еще защищать юного хозяина. Им предстояли долгие годы совместного взросления.
Самая младшая из детей, трехлетняя Илзе, сидела у отцовского кресла на широкой медвежьей шкуре. Она вынимала из деревянной шкатулки и складывала обратно материнские бусы и серьги. Этим юная модница могла заниматься бесконечно. Если мать хотела, чтобы дочь не шалила и вела себя смирно — стоило дать шкатулку, и о Илзе можно было не беспокоиться. До появления фамильяра девочка еще не доросла: обычно это происходило после наступления пяти-семилетнего возраста.
Тихий семейный вечер прервал громкий стук в дверь.
Инга тут же появилась на пороге комнаты и посмотрела на мужа. В ее глазах плескалось беспокойство. Дом находился далеко от дорог, сюда не забредали случайные путники. Семья выбрала уединение по многим причинам. Любое появление чужака настораживало и пугало.
Петер поднялся из кресла и дал жене знак не паниковать раньше времени.
— Янис! — позвал он сына. — Возьми младших и поднимись наверх. Запри дверь.
— Что случилось, пап? — удивился мальчик, поглаживая своего волка по загривку.
