Галина Гончарова - Некромант. Рабочие будни

Таши Арсайн, симпатичный молодой книжник, между прочим, парень при деньгах, при деле, но уж больно неуклюжий и совершенно не понимающий девичьих намеков, осторожно разворачивал свиток, когда в окно что-то заскреблось. Пришлось свиток прижать, чтобы не закручивался, встать и открыть створку.

В окошко плавно влетела летучая мышь.

Хотя не так.

Мышью она была при жизни. Теперь же… Взяли недавно умершую летучку, слепили простенького зомби — и отправили к определенному человеку. К нему.

Зачем?

А вот и письмецо на лапке. Совсем маленький клочок бумаги, ну да, и зачем свитки наворачивать? Шифр… нет, просто лаарси. А на нем Таши читал, как на родном интарском. Свободно и не напрягаясь.

«Сын!

Я в Тиварасе. Нашел тут такое, что написать страшно.

Если будет возможность, приезжай».

И все. Ни подписи, ничего. Но Таши больше и не надо. Отец объявился… уж лет пять не виделись, если не больше.

Ехать или нет?

С одной стороны, если отец нашел что-то интересное, надо бы съездить. По мелочам отец никогда не работал. С другой… здесь тишина, покой, уют, дом Таши снял на год вперед, дело наладил… не так уж часто некроманту удается пожить спокойно. То он бежит, то за ним бегут… Работа такая.

Так съездить или нет?

Как большинство людей, Таши плюнул и… вернулся к свитку. Сначала доделать начатое, потом выспаться, а после подумать. Следующей ночью он напишет ответ и отошлет зомби обратно.

Увы…

Когда Таши вечером открыл подвал, куда спрятал от дневного света некромышку, он нашел там только ее трупик. Вполне себе дохлый и без малейших признаков некромантии. Несколько минут он смотрел на него прищуренными глазами, а потом развернулся и отправился в свою комнату.

Писать смысла нет. Да и некому уже. Надо собирать вещи.

Тиварас, говорите? Съездим, посмотрим… кто там настолько обнаглел.

Как известно из магических трактатов, после смерти некроманта погибают все его некротворения. А Таши, несмотря на самую безобидную внешность, прощать смерть близкого человека не собирался. Отец как-никак.

Съездим, посмотрим…

Через три дня из ворот дома выехал небольшой крытый фургончик. Таши сердечно попрощался с хозяевами, намекнул, что может вернуться, но если что — письмецо пришлет, — дружески помахал всем и тронул коня.

В дорогу… некромант.

Тишина.

Чернота и безнадежность.

Луна светит в окно бледным безразличным глазом. Такой холодный свет. Такой пустой.

Волки воют в такие ночи. И Каирис тоже хотелось завыть.

Одна.

Совсем одна.

Никого.

Конечно, есть тетушки и дядюшки. Только свистни.

Прибегут, начнут плакать, сочувствовать, причитать, предложат помощь… лучше бы сразу яду предложили!

Знает она ту помощь!

Ой, деточка, да где ж тебе одной справиться с таким хозяйством…

Да давай мы тебе поможем, вот у меня тут племянник, такой хороший мальчик…

Лучше уж сразу в костер.

Наверное, больше всего жалеют, что она не умерла вместе с мамой. Поделили бы наследство между своими хорошими мальчиками и девочками — и успокоились бы.

Как же… кривая ветка почтенной семьи.

Зато с деньгами и наследством.

"Белая птица". Папина таверна.

Папа всю жизнь мечтал, пока наемничал. А потом так получилось, сорвал где-то крупный куш — и осел в Тиварасе. Ушел из отряда, выкупил таверну у прежнего хозяина, стал вести дела, женился…

Женился на девушке на двадцать пять лет его моложе, из почтенной ремесленной семьи, уже сговоренной за сына соседа-ремесленника…

Чего родные и не смогли простить до конца.

Впрочем, молодым на все было наплевать.

Они были абсолютно беззаботно счастливы. Несмотря на разницу в возрасте, кучу шрамов у счастливого мужа и шипение родных невесты. Дедушка даже ругаться приходил… папа рассказывал.

Только им было все равно.

Через год после свадьбы родилась Каирис. Папа был счастлив. И имя дал красивое.

Каирис.

На одном из древних языков — Чайка.

Родные смирились и внешне успокоились.

А еще через три года у Каирис появился младший братик. Кай.

Лекарь, правда, сказал, что больше детей у мамы не будет. Травы посоветовал. Но это никого не огорчило. Отец все равно маму любил без меры и памяти. Да и Кайри брата обожала.

Любила.

Как странно это звучит.

Любила…

Отец, мама, брат…

Все, все, все за один год!

И катятся по щекам слезы, и рвется из груди тоскливый то ли крик, то ли вой…

ЗА ЧТО!?

Почему так?! Так жестоко, так несправедливо?!

Первым не стало отца. Такого большого, сильного, веселого… пьяная драка.

Кто достал нож?

Даже стража это выяснить не смогла.

Никто не понял, как это могло произойти. Отцу вышибалы не требовались. Он всегда сам разнимал пьяных. И в этот раз тоже… что? Как?

Никто ничего не видел. А если кто и видел — не признался. Даже на допросе.

Хватило одного удара. Лекарь сказал — слева. В почку.

И папы больше нет.

Вообще нету. И никогда не будет. Папы, который подхватывал ее сильными руками и подбрасывал вверх, гладил по волосам, дарил смешные безделушки, мечтал о хорошем женихе…

Его нету.

Самого лучшего в мире папы.

Так больно…

Так неправильно…

Мама тогда словно постарела на двадцать лет. Сгорбилась, поседела, словно на темные волосы лег пепел отцовского костра…

Потому и не убереглась.

Каирис и Кай поддерживали друг друга как могли. Кай в одночасье стал взрослым мужчиной…

А мама…

Она все время плакала. Словно огонь жизни залила слезами.

Болезнь пришла в город, как удар молнии.

Зеленая горячка. Так она называется по зеленоватой пене, выступающей на губах больного.

Она лечится. Но если человек сам не хочет жить — он смерть всегда найдет.

Мама сгорела в три дня. И улыбалась, умирая. Ее ждал отец.

А следом за ней ушел Кай. Ее любимый младший братик.

Зеленая лихорадка может выкашивать города. Она коварна. Очень коварна.

Иногда она как обычная болезнь — заканчивается за пятинку. А иногда…

Она проходит за пару дней, все успокаиваются — и тут следует вторая волна. Как взрыв. И спасти человека не удается.

Так случилось и с Каем.