Ознакомительная версия.
Огромный сумрачный зал, заполненный тысячей дрожащих свечей, плыл перед уставшим воспалённым взглядом. Его сгорбленная, сведённая болезненной судорогой фигура отбрасывала длинные уродливые тени. От слабости и насыщенного запаха магии кружилась голова. Он сделал один неловкий шаг, пошатнулся, схватился за стену и отдёрнул руку. Ладонь обожгло, а к горлу подступил тошнотворный комок. На стене остался темно-коричневый след. Камни этого замка мягкие, живые, как человеческое тело. Он вытер покрытый испариной лоб и тяжело вздохнул. Надо убираться отсюда, пока ведьмы ещё не ворвались в молельню. Он опустил голову, на полу вокруг уже натекла тёмная кровавая лужица, и на её зеркальной поверхности отблескивали огоньки свечей. Кровь сочилась из раны на животе, пропитывала рубаху, капала на каменные плиты. Он никогда не видел столько крови...
Надо торопиться. Ноги казались ватными, перед глазами прыгали тени. Он с трудом спустился по ступеням к камню-алтарю. В самом его центре в двух выемках лежали тонкие изящные трубочки из розоватого мрамора. Он протянул к ним дрожащие пальцы: «Вот он – Ловец Душ!» – заклинание, которое изменит его жизнь! Он станет Хранителем, он найдёт своего дракона, перед ним откроется весь мир, и этот мир будет его!
Боль стала практически невыносимой. Он сжался и тихо застонал. Тёмные густые капли почти сливались с бордовым камнем алтаря. Они его едва не убили, эти ведьмы, но он выживет! Смог же он проникнуть в их замок!
Неожиданный лёгкий шёлковый шорох показался громогласным. Липкий страх в мгновение ока охватил все его существо, а в следующее мгновение мужчина почувствовал, как спину обожгло заклинанием.
Он судорожно схватил одну тонкую розовую трубочку, зажал в руке, но темнота уже окружала его, уже убаюкивала, обволакивала своим спокойствием. У него все получилось, почти...
Ведьма смотрела на него своими пустыми слепыми глазами. Она не видела его, только чувствовала, и теперь она знала, что он умер. Их секрет сохранится до конца времён, заклинание дождётся своего хозяина. Они будут охранять его от нежданных пришельцев, желающих украсть. Ведь они, ведьмы Мальи, созданы беречь чужие секреты. И неважно, что в её хрупкой телесной оболочке болезненно сжимается почти мёртвая одинокая душа.
Пейзаж стремительно менялся. Мрачные тёмные стены исчезали, вокруг уже зеленел летний утренний лес. Одуряюще орали пичуги, солнце било, как сумасшедшее, разукрашивая деревья светлым золотом. Она все ещё смотрела на окровавленное тело, лежащее в кустах у просёлочной дороги. Ведьма резко шевельнулась и растворилась в ослепляющем солнечном отблеске, лишь мелькнул край лёгких белых одежд...
... Фрол Топоркин, сирота семнадцати лет от роду, брёл по лесной дороге и грязной пятернёй размазывал по чумазому лицу слезы. Плакал он от жалости к самому себе. Ровно полчаса назад мир прекратил своё существование, ведь потерялся золотой рубль, который Фролка прятал в подкладке старого, ещё отцовского сюртука. Он громко шмыгнул носом, мотнул вихрастой башкой, убирая упавшие на глаза волосы, и тут увидел скрюченную фигуру под кустом. Над телом роились мухи, трава потемнела от засохшей крови. Мальчишку прошиб пот, даже под мышками закололо. Сначала Фрол оторопел, обернулся назад, готовый убежать, но передумал. В конце концов, мёртвые не живые – ничего сделать не могут, а у этого милсдаря, царство ему небесное, могут и денежки быть. Он судорожно сглотнул и, озираясь, подошёл к телу. К его разочарованию карманы трупа были пусты. Паренёк уже собрался, было уходить, как неожиданно что-то блеснуло в ярких солнечных лучах. У мальчишки ёкнуло сердце. Мёртвый что-то прятал в руке! Палец за пальцем Фролка разжал задеревеневшие пальцы и увидал тонкий розовый кулончик в форме трубочки. Оставаться одному вдруг стало неловко и очень страшно. Топоркин схватил кулон и сломя голову кинулся от закостеневшего тела на оживлённый торговый тракт, проходящий как раз за лесом.
Здесь, рядом с повозками, каретами и конными он почувствовал себя в безопасности. На торговом пути было совсем не страшно. Фролка повеселел и подмигнул румяной девчонке в ярком сарафане, восседавшей на облучке подводы. Та фыркнула и отвернулась.
Он так засмотрелся на красавицу, что не заметил летящей на него всадницы в мужской одежде, и едва не попал под копыта её кобылы.
– С дороги, щенок! – крикнула девица, вскинула голову и обдала паренька таким тяжёлым пронизывающим взглядом, что у оборванца коленки затряслись и руки ослабели. На какой-то ужасный миг ему показалось, что эта незнакомка знает, как лишь минуту назад он обыскивал хладный труп. Но нет, она промчалась мимо, поднимая дорожную пыль и прикрикивая на лошадь. Сзади неё лишь развивалась светлая длиннющая коса.
Фрол сунул руку в карман и ещё раз нащупал хрупкую трубочку, казавшуюся мраморной.
Вечером на ярмарке он продал кулон заезжему торговцу украшениями за настоящий золотой, который перекрыл своим круглым желтоватым телом все неприятные воспоминания этого дня.
В комнатушке размером в две квадратные сажени я разместилась с небывалым комфортом, правым боком прижимаясь к черенку от сломанной метлы, а левым – к садовой тачке. Господи, ну на кой черт музею нужна садовая тачка? Конечно, может быть, они на ней перевозят редкие экспонаты? Статуи, к примеру. Кстати, одна такая, с отломанной рукой, прямо сейчас холодила мне спину мраморным бедром.
В темноте заскреблись мыши, где-то резко щёлкнула ловушка, раздался сдавленный писк. Я шмыгнула носом, поёжилась от холода и попыталась завернуться в короткий тонкий плащ. Отчего в этих чёртовых музеях такие сквозняки? Я почти жалела, что согласилась на эту афёру. Были дела и поважнее, но отчего-то я уступила терзавшему меня оскорблённому самолюбию и полезла в Королевский музей Изящных Искусств.
Когда две недели назад Арсений прислал своего облезлого почтового голубя с коротенькой записочкой: «Паук Тоболевский выставил последнего Астиафанта», я хохотала как сумасшедшая. Колдун знал, чем меня привлечь! Ваза действительно являлась последним творением великого гончара, просто первые две я расколотила собственными рученьками. Когда пыталась украсть.
Где-то далеко ухнули городские часы. Их мерный звон едва доносился до забытого чуланчика, спрятанного за скелетом дракона и расписным гробом северного колдуна. Внутренне я собралась и стала считать удары, ровно в двенадцать музейный служка-маг зажжёт магические лучи, а охрана уберётся и подсобку коротать ночь. Я прислушивалась к каждому шороху, к каждому далёкому угасающему шагу. Пора.
Ознакомительная версия.
