Анна Тьма - Тропы воздуха (Крылатый, вторая книга)

Первозданные с комфортом расположили свои призрачные тела в недосягаемой для других нише Мироздания. Шестеро бодрствующих Древних готовились к окончательному пробуждению.

Взгляды их были устремлены туда, где извечный мрак сменился невероятными цветовыми картинками, от которых человек, едва взглянув, сошёл бы с ума.

Шесть теней прошлого разговаривали неслышно и непонятно. Но если бы на человеческий язык перевели хоть часть смысла...

-- Мы не можем потерять маленького Повелителя, -- вздох со стороны Третьего.

-- Но пока он не пробудился -- мы не можем подставить ему свои спины, закрывая крыльями, -- произнёс Шестой. -- Феникс мёртв. И нет гарантии, что сможет воскреснуть ближайший миллион лет.

-- Остаётся сожалеть, что не мы рядом, -- подал голос Второй. -- Мы слабы, но нас много. Феникс великий бог, но он -- один и смертен.

-- Времени у малыша катастрофически мало, -- шепнул Пятый.

-- Помолчите, -- от Первого на собеседников повеяло космическим холодом. -- Если абсолютно все линии ведут к смерти нашего Повелителя в этом варианте реальности... мы можем дать ему шанс выжить в другом мире.

Шесть теней зашелестели как осенняя листва под ветром, обсуждая предложение. Шестой склонился к цветной фантасмагорической карте реальности.

-- Ты будешь жить, наш маленький Предназначенный, -- шепнула древняя тень. -- Я не могу обещать, что тебе не будет больно, отчаянный и добрый малыш. Но ты будешь жить, отважный мальчик...

-- Не поеду!

-- Поедешь.

-- Нет, не поеду! И вообще, у меня сессия и три хвоста по тёмным дисциплинам! Никуда не поеду!

-- Малыш, хватит капризничать.

-- Я не малыш! Папа, уж от тебя не ожидал такой подлянки!

-- Малыш...

-- Папа!!! Ты издеваешься?!

-- Да.

Ну нифига себе! От возмущения я аж дар речи потерял. Отец прищурился, улыбнувшись.

-- Хвосты свои ты сдашь после приезда.

-- Так! Хватит! Папа, ты звонишь маме, и говоришь, что у меня тяжёлое и острое воспаление хитрости!

-- Что, так и сказать?!

-- Отец мой император! Не строй из себя дурака! Скажи, что я провалился в прорубь, или вообще искупался подо льдом на спор и теперь болею.

Мы были дома, в папином кабинете. Весело потрескивал жаркий огонь в камине, папа сидел в кресле, Ван опять на подоконнике, дед занял диван. И все трое наблюдали мои метания из угла в угол.

-- Ирдес, сын мой! -- отец уже откровенно веселился. -- Напомни мне, когда ты в последний раз хотя бы простывал? Мама же не поверит, что ты болен.

-- Поверит! Я изображу! Скажу, что у меня пневмония вследствие переохлаждения и попадания воды в лёгкие, и ещё приспособление к новому климату тяжело проходит.

-- И где ты таких словей умных нахватался?

-- В академии! Пап, ну я не хочу никуда. Мне и здесь хорошо.

Отец подпёр подбородок кулаком и задумчиво на меня поглядел.

-- Сынок, ты меня пугаешь. Чтобы ты и отказался от возможности повеселиться...

Устав бегать из угла в угол, я сел на ворсистый ковёр у ног отца и поглядел на того снизу вверх.

-- Пап. Зачем мне перед тобой объясняться? Тебе ведь всё известно.

-- Известно, -- вздохнул отец. -- Хорошо, никуда не поедешь. Оставайся...

-- Не поедете, а полетите все трое! -- подал голос дед. -- Ирдес, прекрати свои капризы. Ван, тебя пора представить двору как официально признанного родича. Райдан, хватит отсиживаться без дела.

В ответ мы заорали в три голоса:

-- Я не капризничал!

-- Я не бездельничал!

-- Я не собираюсь представляться никому!

-- ОТСТАВИТЬ ВОЗРАЖАТЬ ВЛАДЫКЕ! -- дед грохнул своим пудовым кулаком по столу.

-- Не ори на меня!!! -- мгновенно вскочил с подоконника взбесившийся Ван. -- Я тоже орать умею! Я сказал, что мне эта вся дрянь не интересна, повторять не собираюсь!

-- А я сбегу, -- мрачно вставил я свою любимую угрозу.

-- Ты, пап, у себя там командуй, -- обронил мой отец.

Дед закатил глаза, мысленно считая до десяти.

-- Как же мне с вами трудно... -- тяжко вздохнул предок.

-- Да и нам с тобой нелегко, -- ядовито отозвался братец.

Дед вздохнул ещё тяжелее и я предусмотрительно включил купленный на днях плеер и, попытавшись спрятаться за кресло, успел заметить как папины глаза остекленели. И не ошибся, потому как последовала "мозгопромывательная лекция". Я их терпеть не могу, особенно в дедушкином исполнении. Чего у меня там в плэйлисте есть... о, "Apocalyptica"! Самое то. Теперь, главное, не пропустить окончание речи, а то дражайшего предка не остановит моё совершеннолетие, выпорет...

Последний грохот кулака по столу послужил сигналом к тому, чтобы я незаметно снял наушники, папа вышел из астрала, а Ван... не верю, что он слушал. Потянувшись к нему душой, я застал такие мысли и картинки, что залился краской по уши и тут же отпрянул. Вот уж до кого и слова из дедушкиного монолога не долетело!

-- Без Маньяков, Кисы и Вэнди никуда не поеду, -- выпалил я, как только дед умолк.

-- Поедешь в любом случае, друзей возьмёшь, если захотят, -- отрезал старший родич.

-- У меня может быть хоть на что-нибудь своё мнение?! -- возмутился я.

-- Нет! Не дорос ещё, -- сообщил дед, поднимаясь и собираясь уходить.

-- Это дискриминация по возрастному признаку!

-- Точно.

-- Я не вижу причин...

Когда дражайший предок обернулся и пристально на меня взглянул, я осёкся и незаметно поёжился.

-- Ты что, меня совсем не слушал?.. -- опасно поинтересовался дедушка, разглядывая мою скромную персону сквозь хищный прищур стальных глаз.

-- Слушал, -- состроив самые честные глазки соврал я.

-- Тогда разговор окончен! -- рявкнул он и вышел, хлопнув дверью.

Тройной облегчённый вздох едва не снёс бумаги со стола.

-- Чуть не спалился, сын, -- отец растрепал пятернёй мои волосы. -- Ты аккуратней будь.

-- Угу, -- кивнул я.

-- Кто-нибудь из нас хоть раз слушал дедовы вопли и нотации? -- криво усмехнувшись, поинтересовался брат.

-- Нет! -- хором ответили мы с отцом.

И грозному Владыке во след грянул хохот...

Прощание с городом вышло печальным. Ледяной, пронизывающий ветер острыми снежинками рвал кожу на открытом лице. Жестокий и злой ветер. Он проникал даже под тёплую академическую форму, занемели руки в перчатках. А поле тепла вызывать так не хотелось...