Ознакомительная версия.
Кир Булычев
Ваня + Даша = Любовь
Вчера вечером Григорий Сергеевич выступал в передаче «Лицом к лицу с будущим». Ее вел академик Велихов по каналу «Культура». Григорий Сергеевич выглядел очень красиво. Он у нас седовласый, подтянутый, даже стройный, несмотря на свои шестьдесят лет. Григорий Сергеевич ежедневно играет в теннис, а по воскресеньям скачет верхом. Именно для этого у нас на внешней территории держат двух коней. Порой Григория Сергеевича сопровождает доктор Блох, а иногда Лена Плошкина.
– Создание хорошей гистологической лаборатории, – говорил Григорий Сергеевич, – обойдется Академии наук в пятьдесят миллионов долларов, но у академии нет таких денег.
– Но ведь такая лаборатория относительно быстро окупится, – возразил академик Велихов. – Перспективы выращивания органов Для трансплантации могут быть финансово оправданными.
– У нас немало наработок в этом направлении, можно сказать, что мы обогнали практически все лаборатории мира, но мы до сих пор ощущаем острую нехватку материала для трансплантации. Сколько страждущих больных погибает, не получив помощи и спасения из-за недофинансирования наших исследований!
– Я надеюсь, что в будущем положение изменится к лучшему. – улыбнулся похожий на Ленина академик Велихов. – Мы еще увидим небо в алмазах.
Вашими бы устами… – ответил наш шеф.
Когда Григорий Сергеевич завершил беседу, мы, сидевшие в гостиной, не удержались от аплодисментов. И это было искренней оценкой нашего общего труда.
Мы не успели поужинать, как Григорий Сергеевич приехал со студии. Честно говоря, я даже не надеялся на это. Ведь позади остался большой трудовой день, потребовавший от Григория Сергеевича немалого напряжения.
Первым его приближение ощутил Лешенька.
– Господа, – произнес он. – Ребята! Старики! Надвигается шеф!
Тут и мы услышали шаги в коридоре и вскочили, чтобы приветствовать его.
– Я не мог уехать домой, – сказал Григорий Сергеевич, – не сказав вам спокойной ночи.
– Жаль, что кухня закрыта, – заметил Феденька. – Чайку бы попили.
– Вот такие, как вы, и нарушают дисциплину, – засмеялся Григорий Сергеевич. – Сначала чай не вовремя, а потом?
– А потом приют ограбили, – сказал я.
– Ох, умничаешь ты, Ванюша, – укорил меня Григорий Сергеевич. – Даже слово такое уже не употребляется. Где ты, прости, выкопал такое уродливое слово?
– В «Двенадцати стульях», – признался я. – Там голубые воришки растащили приют.
– Помню, помню. – Григорий Сергеевич положил мне на плечо свою сухую, жесткую и в то же время безмерно добрую ладонь. – Прости старика, запамятовал.
Он поднялся было, чтобы уйти, но спохватился и остановился в дверях. Именно так делает американский актер в бесконечном сериале про лейтенанта Коломбо. Он всегда делает вид, что уходит, удовлетворенный ложью убийцы, но в дверях обязательно замрет и обернется. И спросит: «А кстати, не ответите ли вы мне на один маленький вопрос: где вы были вчера в восемь утра и почему на вашей пижаме пятна крови?»
Григорий Сергеевич задержался в дверях и посмотрел на нас. Взгляд его был строг и печален. Взгляд отца.
Мне стало холодно внизу живота.
– Дети мои, – сказал Григорий Сергеевич, – завтра с утра плановые анализы. Потом привезут нового больного.
Дверь за профессором медленно и беззвучно затворилась.
Свет сразу потускнел, заиграла колыбельная. Щелкнул и погас экран телевизора. Пашенька, который не успел досмотреть передачу «Ольга Павлова и ее мужчины», выругался одними губами.
Мы потянулись в туалетную комнату.
Я люблю нашу туалетную комнату: это совершенство гигиены. Восемнадцать умывальников, над каждым полочка с зубной щеткой, рядом – два полотенца. Шампунь на вкус (впрочем, вкус у нас одинаковый) и мужской одеколон «Арамис».
Я подошел к моему умывальнику.
На зеркале сидела муха. Я согнал ее. Мухе не место в нашей туалетной комнате.
Я стал смотреть в зеркало.
Я люблю смотреть в зеркало, потому что, простите за искренность, мне приятен мой внешний облик. Мое лицо слегка, в меру загорело потому что мы проводим много времени на свежем воздухе, занимаясь физическими упражнениями и трудясь на маленьком приусадебном участке. Кожа моего лица чистая, без прыщиков, глаза карие, большие, в темных ресницах, губы в меру полные, зубы – ни одной дырочки! Послезавтра будем стричься, так что волосы чуть длиннее обычного. Я отпустил небольшие усы, Григорий Сергеевич не возражает против этого. Он сторонник индивидуального выражения. Нам даже не возбраняется читать и писать стихи. Я сам в прошлом году написал стихотворение, в котором отразил свое отношение к погоде:
Вот и осень наступила,
Очень грустная пора.
Как кроссовкой наступила.
Я той осени не рад.
Доктор Блох, он еще молодой хирург, прочел мое стихотворение и выразил удовлетворение. Он сказал, что из меня может получиться настоящий поэт. «Вы не шутите?» – спросил я доктора. И тогда доктор Блох ответил, что шутит. «У нас с тобой, – сказал он, – другой смысл в жизни».
Справа от моего умывальника умывальник Лешеньки, а слева умывальник без полотенца, раньше он был умывальником Петеньки, но с тех пор как Петенька ушел, им никто не пользуется. Доктор Блох говорит, что новый клон уже готовится на запасной базе. Но он будет завершен не раньше чем через полгода.
Я посмотрел на Лешеньку.
– Слушай, – сказал я ему, – может, тебе отпустить бакенбарды? У меня будут усы, а у тебя – бакенбарды.
– Боишься, что тебя со мной спутают? – засмеялся Лешенька.
Я смутился, так как он попал в точку. Как объяснял доктор Блох, уровень моей сексуальности несколько превышает норму вашего клона, в этом нет ничего катастрофического, но эту особенность моей натуры следует учитывать. В конце концов каждый из нас, двенадцати оставшихся в Институте из восемнадцати первоначальных членов клона, обладает особенностями как генетическими, так и психологическими, в частности, в этом смысл нашего эксперимента. Даже тараканы не бывают одинаковыми, как-то заметил Григорий Сергеевич. А люди – не тараканы!
Лешенька, как наиболее проницательный из нас, заметил, что я проявляю знаки внимания к Леночке Плошкиной, нашей стационарной сестре. Мне хотелось поцеловать ее, мне хотелось гулять с ней вечером и дарить ей подарки. Я даже жалел, что мы лишены собственности и потому подарков от нас ждать не приходится. К тому же Леночка привязана к Володичке.
А зубную щетку Петеньки почему-то забыли убрать. Интересно, подумал я, у вещей есть память? Помнит ли та зубная щетка, как она чистила зубы Петеньке? Петенька был самым веселым из нас и хорошо запоминал анекдоты. Вот я, например, могу тысячу раз услышать анекдот, но не запомню, чтобы его вам рассказать.
Ознакомительная версия.
