С. Алесько
О людях и нелюдях
Винка пробиралась сквозь густые заросли не первый час. Усталость недвусмысленно заявляла о себе тяжестью в ногах, ломотой в спине. Саднили исцарапанные ветками руки, выбившиеся волосы сводили с ума, забираясь в глаза, рот, щекоча лицо. Над девушкой висело звенящее облачко гнуса.
Она не знала, куда идет. Поначалу была мысль добраться до избушки бабки Осинницы, теперь Винка сомневалась, что бабка вообще существует, равно как и ее избушка. И, правда: кто из нынешних селян видел ее? Только байки всякие рассказывают. Мол, тетка моего прадедушки, когда еще девчонкой была… Но все рассказы сходились в одном: Осинница живет по ту сторону озера, за вересковым всхолмьем, в маленькой хижине посреди осиновой рощи. И, якобы, помогает тем, кто решится попросить у нее подмоги. Вроде бы даже иной раз платы за свои услуги не требует.
Винку не заботила расплата с бабкой. Вряд ли та потребует с нее что-то серьезнее ожидающей участи. Кто бы мог подумать, что придется так страшно расплачиваться за добродетель? Ведь был же, по крайней мере, один шанс расстаться с девственностью, и не просто так, из любопытства или по дурной блажи. Тот молодой стражник, проезжавший через их селение, ей действительно нравился… А он с нее и вовсе глаз не сводил. Ну и что, если б она его больше не увидела? Даже перспектива оказаться беременной сейчас пугала гораздо меньше того… того… Винка даже не знала, чего именно, и от этого становилось еще страшнее.
Да и как же не бояться, зная, что господин из замка многие годы занимается черной волшбой? Что время от времени ему зачем-то требуется девственница не старше семнадцати, родившаяся в определенный день. Сейчас понадобилась та, чье рождение пришлось на самый короткий день в году, канун Долгой ночи. Она, Винка, и подошла. Ох, лучше б позволила тогда Репешку… Он не такой уж плохой, даже нравился ей одно время. Не так, конечно, как тот стражник, зато его наверняка заставили б жениться, если что…
Винке очень повезло подслушать беседу отчима со старостой. Вышла вечером по нужде, и застряла в ветхом строении на задах, а когда возвращалась, чуть не наткнулась на разговаривающих вполголоса мужиков.
Опять же получается — от добродетели никакого проку. Не наелась бы зеленых яблок из сада Сурепа, сельского скупердяя, ничего б и не узнала, пока не скрутили болезную и не бросили на телегу. Односельчане не изверги, и отчим — не зверь, но господину никто перечить не осмелится. Пробовал, говорят, один селянин единственную дочь спрятать, так полдеревни вымерло тогда от страшной болезни. Вымерло б и больше, да та девушка сама в замок пошла… Не вернулась, как и прочие, кого господин к себе потребовал.
И Винка, улепетывая огородами, не уставала благодарить Крылатую за столь мягкое отношение к краже зеленых яблок. Впрочем, укради она не у Сурепа, а у бедной вдовы Галчихи, кто знает, как бы все обернулось? Но у Галчихи она б ни за что не взяла. У нее никто не воровал, старушка сама с удовольствием угощала малышню и детей постарше. И не зеленью да опадышами, а хорошими, спелыми яблоками. Ей одной много ли надо?
Поток успокаивающих мыслей внезапно прервало одно соображение. Девушка так испугалась, что встала на месте, застыв на пару с чучелом недвижной фигурой посреди чужого огорода. А что если господин, узнав о ее исчезновении, нашлет на деревню мор? Винка, покрывшись ледяным потом, собралась поворачивать обратно, как вдруг вспомнила Купаву.
Старики рассказывали, сия добродетельная дева не пожелала служить нечестивым замыслам и утопилась в омуте на реке Ивяне. Чародей, видно, посчитал достаточной гибель невинной души, наложившей на себя руки. А может, только Купава подходила ему из-за дня рождения, и замены ей в тот год не нашлось. Что бы то ни было, господин из замка не стал мстить селянам. Родители бедняжки очень печалились, но дочь явилась им во сне и сказала, что Крылатая приняла ее, ибо своей смертью девушка избежала соучастия в куда более страшном грехе.
Повторять подвиг Купавы Винка не желала. Небесные полуденные кущи, о которых любила поговорить престарелая Галчиха, ее не манили. Она неизвестно в который раз прокляла свою нерешительность, не позволившую давно минувшей ночью забраться к молодому стражнику в постель, а утром, до зари, уехать с ним куда глаза глядят. Впрочем, нет ничего глупее, чем жалеть об упущенной возможности. Нужно как-то выпутываться сейчас.
И Винка нашла выход. Она направилась к омуту. На небо медленно взбирался молодой месяц, почти не дававший света, но девушка прекрасно знала окрестности, с детства исхоженные вдоль и поперек, и не только в дневное время. Она быстро добралась до реки. Ивяна поблескивала перед ней, успокаивая чуть слышным плеском. Девушка присела на траву, пожалуй, лишь сейчас осознавая, что видит родные места в последний раз…
Из задумчивости ее вывело уханье филина, раздавшееся в кроне старой ивы. Винка быстро развязала поясок, стащила платье и бросила на берегу. Утром ее хватятся, станут искать, наткнутся на одежду и решат: падчерица Грача разделила участь Купавы. Отчим не так уж опечалится, а мать несколько лет как призвала к себе Крылатая.
А что же делать ей, Винке? Уходить прочь из родного селения в одной нижней рубахе? Так она очень быстро лишится девственности под придорожным кустом, а, пожалуй, и жизнь там закончит… Вот тут-то и вспомнила девушка о бабке Осиннице.
В середине дня, измученная усталостью, голодом, жаждой и назойливым гнусом, Винка брела по вересковой пустоши. Лето близилось к концу, и низкие кустики покрывала густая нежно-сиреневая пена крошечных колокольчиков. Тонкий медвяный запах и ровное гудение пчел успокаивали. Хотелось упасть на спину и остаться лежать в розоватом ароматном мареве, глядя в синее небо. Погони, конечно, опасаться не стоит, но ни пить, ни есть никто не принесет… И беглянка брела вперед.
Взобравшись, наконец, на самый верх всхолмья, Винка увидела впереди и внизу серовато-зеленую кромку осинника, остановилась на минуту, перевела дух и двинулась к лесу. Через некоторое время она уже различала шум колыхаемой ветром листвы, напоминавший плеск ручейка. На опушке почти сразу углядела тропку, уводящую вглубь рощи, в расшитую пляшущими солнечными пятнами тень. Беглянка и хотела бы испугаться предстоящей встречи, но сил на это уже не оставалось. Даже если бабка выгонит, так хоть напиться даст…
Тропка привела Винку к добротной бревенчатой избушке, крытой дранкой. Рядом стоял хлев, по двору бродили пестрые куры и важный рыжий петух с переливчато-зеленым хвостом. Он с подозрением глянул на гостью, на всякий случай выпятив грудь, но тут же понял, что еле держащаяся на ногах, растрепанная, исцарапанная особа в рваной по подолу рубахе не стоит его внимания.
