Резко развернувшись, я посмотрела на угол комнаты, где только что краем глаза заметила движение, и никого там не увидев, взмолилась: «Господи, только не сейчас… Умоляю! Проблем и так хватает, а если ещё и видения вернуться, я не вынесу. Просто не смогу справиться со всем этим!».
Тяжело дыша, я снова обвела комнату взглядом и сев в кресло, закрыла глаза, пытаясь преодолеть свой страх и горе. Сердце разрывала боль, потому что возвращаться в пустую квартиру оказалось неимоверно тяжело.
«Не зря говорят, что беда не ходит одна. Вот и моя беда решила, что ухода мужа в другую семью мало и забрала у меня собаку» — судорожно вздохнув, я опять вспомнила, как всего четыре часа назад умирал мой пёс. Предсмертные хрипы до сих отдавались в ушах, и я едва сдержала слёзы.
«Только не плачь! Не смей плакать! Нельзя! Иначе расклеишься. Сердце вон и так болезненно щемит, а разволновавшись, сделаешь себе хуже. За слезами придёт головная боль, сердце разболится ещё больше и не дай Бог снова попадёшь в больницу. А этого никак нельзя позволить, иначе потеряешь и эту работу» — прошептал внутренний голос. «По крайней мере, собака не умирала в одиночестве, и ты находилась рядом с ней. Он ушёл, чувствуя твою любовь».
«И что? От этого мне должно быть легче?» — зло спросила я себя. «Мне всё равно больно! Возможно даже больнее из-за того, что я видела эти последние секунды и, гладя его, чувствовала, как уходит жизнь. Я умирала рядом с ним. Только всё равно осталась жива, и теперь придётся искать силы, чтобы пережить и это! Сколько можно?».
— Это откуп за твою жизнь. Пёс не мог больше поддерживать твои силы. Забрав, что мог, он умер, — раздалось над ухом и, открыв глаза, я вскочила из кресла и осмотрела комнату, потому что голос казался слишком явственным.
Однако я по-прежнему пребывала одна в комнате, и это испугало ещё больше.
— Кто здесь? — выдавила я и не узнала свой голос. — Выходи.
Но ответом послужила тишина. «Господи, у меня уже слуховые галлюцинации» — с ужасом подумала я и в этот момент снова уловила боковым зрением движение. Что-то тёмное и большее промелькнуло справа от меня, и я оцепенела. «Они вернулись… Снова… Одиннадцать лет прошло… Тени и голоса опять преследуют меня…Это горе сводит с ума? Значит, свою жизнь я всё-таки закончу в какой-нибудь психиатрической клинике?» — беспомощно спросила я себя, и ещё больший ужас сковал сердце.
— Нет! — воскликнула я. — Не хочу! Уходите! Я ничего не вижу и не слышу!
Как в детстве, встряхнув головой, я зажмурилась и, найдя на ощупь кресло, снова села в него. Раньше только это спасало мой разум от сумасшествия, и я вспомнила, как часами сидела с закрытыми глазами, только чтобы не видеть эти неясные и пугающие силуэты, которые ловила краем глаза, сколько помню себя.
«А ведь когда-то я считала это нормой. Думала, что все боковым зрением видят это и совершенно не пугалась. Пока не рассказала маме…».
Мне тогда исполнилось шесть, и я пошла в первый класс. Но с учёбой как-то не сложилось. Вернее, мне нравилось учиться, и я быстро впитывала знания, если сосредотачивалась на том, что говорит учитель. Однако редко удавалось сконцентрироваться на его словах. Меня больше привлекали наблюдения за моими одноклассниками, а точнее то, что происходило вокруг них.
Глядя вперёд, я постоянно сбоку улавливала движение в классе, хотя знала, что все сидят за партами. Мне было интересно кто же решается ходить по классу во время урока и я, как только видела движение, моментально поворачивала голову в ту сторону. Но эти тени постоянно ускользали от меня. В упор глядя на то место, где только что кто-то стоял, я видела только сидящих учеников. Зато тень снова оказывалась в поле бокового зрения, и я снова поворачивалась в ту сторону.
Для меня это превратилось в занимательную игру, где я должна была кого-нибудь поймать. А это естественно не нравилось учителям, потому что все уроки я крутилась, как флюгер на ветру, и совсем не обращала на них внимания. Конечно же, маму вызвали в школу, пожаловались на моё поведение, и дома я рассказала, что мешает мне слушать урок и учителей.
Тот ужас, что отразился в её глазах, я не забуду никогда. Вот тогда я поняла, что это ненормально и стала пугаться этих видений.
К десяти годам я успела побывать у такого количества врачей и сдать столько анализов, что порой чувствовала себя подопытным кроликом. По сути, детство для меня закончилось. Была только школа и больницы. А ещё переезды. Постоянные и утомляющие.
Мы редко задерживались где-то дольше, чем на полгода, потому что мама злилась, считая, что раз здесь мне не помогли, необходимо искать другого врача, в другом городе. Приезжая в очередной город, мама сначала вела меня устраивать в школу, а потом мы посещали и больницу. Поэтому я перевидала разных врачей за свою недолгую жизнь. Но к двенадцати годам стало очевидно, что физически я полностью здорова, и дело лишь в моей психике. Вот тут и начался ужас.
Глотая жменями не помогающие мне таблетки, я осознавала, что вижу то, чего нет, и это может означать только одно — что я психически нездоровая, поэтому окончательно замкнулась в себе. У меня и раньше из-за переездов было не много друзей, но я хотя бы пыталась подружиться с теми, кто рядом и наладить хоть какой-нибудь контакт. Однако после этого я перестала заводить друзей.
Приезжая в очередную школу, в новый класс, я всегда старалась держаться особняком, и даже если кто-то пытался со мной подружиться, моментально пресекала всё общение. Но при этом изо всех сил старалась казаться нормальной. Не реагировала на движение, на уроках смотрела только перед собой, а сразу после этого бежала домой. Распустив волосы, чтобы ничего не видеть боковым зрением, и глядя себе только под ноги, я желала только одного — оказаться в тиши своей комнаты, где могла часами сидеть, закрыв глаза.
Тем не менее, и это не помогло. В четырнадцать лет я начала слышать голоса. Сначала они звучали как неясное эхо, отдающееся в ушах, и я даже не понимала, что они говорят. Затем я начала улавливать некоторые слова, а затем шёпот перерос в постоянный гул, и я уже не могла сосредоточиться.
Школу я закончила с горем пополам. А в ночь выпускного поняв, что жизнь с каждом годом будет всё хуже и институт я уже не закончу, потому что всё больше проваливаюсь в своё сумасшествие, я попыталась покончить жизнь самоубийством.
И это почти получилось. Я умерла, а потом снова воскресла, благодаря врачам. Когда я пришла в себя, в первые минуты я проклинала их, что они вернули меня с того света, и успокоилась лишь тогда, когда осознала — голосов нет, и движения боковым зрением я тоже больше не вижу.
