В багрянице чужого рассвета забытой любви
Расплетаются космы державной зари венценосцев,
И в сиянье сапфира вздымается храм на крови,
Мёртвой ртутью истёкшей на скрытую звёздную россыпь.
Наши взоры наполнены каждой слезинкой дождя,
Что в серебряных нитях усердно сплетает нам небо,
И взрывается в лужах, как будто бы дерзко шутя
Над порывами тех, кто ещё ожидает победы,
Времена расступаются в скрытом преддверии тьмы.
Мы должны уходить, даже если о том не мечтаем,
Наши реки текут из чертогов земной кутерьмы
В те места, что в смятении лет прозывали мы раем.
Ведь не так уж и важно, насколько стремителен бег,
Нам бы только успеть к наступленью полярной метели
Разузнать, как в волшебный огонь превращается снег,
И сказать в двух словах всё, что в песнях своих мы не спели.
Ориллион
Я посвящаю эту книгу моей возлюбленной, Мэллон Аарн, без которой все было бы совершенно напрасно, и благодарю ее за то, что она всегда вместе со мной и поддерживает меня во всех начинаниях.
От всего сердца благодарю всех, кто помогал мне во время написания этой книги.
Спасибо тем, кто помог вычитать эту книгу, найти в ней все логические несостыковки и стилистические ляпы и сделать книгу лучше.
Спасибо Мартиэль за ее музыку, в которой я находил вдохновение, и за песни, тексты которых использованы в книге.
Спасибо моим друзьям, которые не оставили меня в трудную минуту, поддержали и помогли найти силы продолжать писать, когда я готов был отказаться.
Спасибо оргкомитету InterPressCon — за великолепный конвент.
Спасибо ОнТ — за тепло, веру и поддержку.
Спасибо Ориллиону, за добрые отзывы, полезные советы, подсказки и замечательное стихотворение «Алхимия», послужившее эпиграфом.
Глава I
ПРИЗРАК ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОСТИ
Тихий-тихий — едва на грани слышимости — перезвон гитарных струн.
— Что это? Где я?
Нет ответа… и не будет.
Обволакивающий, проникающий, завлекающий серебристо-синий туман вокруг — и перезвон гитарных струн.
Молчи, молчи — не стоит сейчас нарушать то зыбкое, едва уловимое ощущение, когда Вселенная и ты сливаетесь воедино, становитесь на ничтожно малые доли секунды целым, и открываются те истины, которых иные алчут многие годы, а то и века…
Молчи и не открывай глаз — просто слушай, ощущай, впитывай. Больше такого шанса тебе может и не представиться.
Чудовищное усилие над собой — сломать, сломать эту чужую волю! Пусть кажущуюся доброжелательной, пусть и сулящую невозможное, но столь желанное… Сломать! Потому что ничто навязанное извне не бывает к лучшему. Он слишком много раз имел возможность в этом убедиться.
Вега открыл глаза.
В ту же секунду, в последний раз застонав, умолкла гитара. Легчайший, почти неощутимый ветерок подхватил синеватый туман, разорвал его в клочья с яростью, которая более пристала бы урагану.
Наваждение исчезло.
Вернее, только часть наваждения.
Вега стоял у подножия широкой, не менее ста футов шириной, лестницы, уходящей вверх, к луне — огромной полной луне, отбрасывающей серебряные блики на бледную кожу даргела. Темнота вокруг, неестественная, густая, словно бы живая, скрывала стены, если они тут были. Лестница уводила к луне. Темный бархат ковра под ногами отсвечивал то алым, то индиговым, то и вовсе черным. Лишь по центру, как раз там, где стоял Вега, ступени перечеркивала голубовато-белая лунная дорожка.
Туман в голове наконец рассеялся. Вега вскинул голову, напряженно оглядываясь, руки сами собой потянулись назад, к рукоятям катан — и бессильно скользнули по воздуху.
Оружия не было.
— Где я? — еле слышно повторил даргел. И опять не дождался ответа.
Позади была темнота. Справа, слева, сверху — везде клубилась почти ощутимая физически темнота. Только вперед и вверх вела голубоватая дорожка лунного света, не оставляя выбора.
Через силу усмехнувшись, Вега шагнул вперед, на первую из сотен и тысяч ступеней. И просто ради интереса начал считать их.
Десять.
Сто пятьдесят четыре.
Четыреста семьдесят одна.
Одна тысяча семьсот тринадцать.
Пять тысяч сто тридцать…
Луна не становилась ближе. Ничего не менялось. А когда он обернулся — опять же, просто из интереса — оказалось, что ступеней позади нет. Со всех сторон клубилась темнота, вынуждая идти наверх.
И вопреки всему Вега шел. Он не мог объяснить, зачем поднимается — он этого не знал. Даргел просто чувствовал, что там, наверху — его ждет кто-то очень важный, очень значимый — для него.
Первую тень он заметил не сразу. Лишь поднявшись ступеней на десять, краем глаза Вега различил, что один из клочьев темноты немного отделяется от основного полога, принимает четкий образ, и контуры тела, черты лица, волны волос прорисовываются прозрачными серебряными линиями.
Он не знал этого человека, но на всякий случай постарался его запомнить.
Семь тысяч пятьсот семьдесят два.
Теней становилось больше. Вега запоминал их и оставлял за своей спиной, но впереди появлялись все новые и новые фигуры. Хрупкая девушка с повязкой на глазах, мужчина лет сорока с мечом за спиной, полуэльф с каким-то пятном на щеке — не то шрам от ожога, не то еще что-то. Невысокая коротко стриженная эльфийка — странное зрелище… И еще, люди, эльфы, орки, охваченные неопаляющим их огнем демоны и крылатые девы, похожие на ангелов…
Их было слишком много, и все они собирались вокруг Веги, заглядывали ему в глаза, что-то беззвучно говорили… Даргел взмахнул руками, пытаясь разогнать тени, зло зашипел сквозь зубы ругательства на родном языке, в очередной раз безнадежно потянулся за катаной…
Тени ответили на агрессию — агрессией. Они налетели все вместе, обретая некое подобие физического облика, кто-то ощутимо ударил в плечо, кто-то — в колено, Вега выругался уже в голос, взмахнул руками — на этот раз просто для того, чтобы удержать равновесие, почувствовал сильный удар в лицо…
…и, не удержавшись на ногах, покатился по лестнице вниз, с высоты семи с половиной тысяч ступеней, возникших из небытия за его спиной.
Интересно, можно ли потерять сознание во сне? — подумал Вега за миг до того, как ударился виском о ребро ступени, и действительно отключился.
В себя он пришел там же, откуда начинал свое восхождение по лестнице. Теней не было, все выглядело так, словно бы даргел и не поднимался наверх. Единственным напоминанием о том, что восхождение все-таки ему не привиделось, была разбитая нижняя губа, и тонкая струйка крови, стекающая по подбородку на шею.
