Ознакомительная версия.
Руслан Мельников
Голем. Пленник Реторты
— Так, значит… Вот как, значит… Ага… Ну-ну…
Маркграф Альфред Оберландский, известный за пределами Верхних Земель под прозвищем Чернокнижник, осматривал новое орудие, установленное над замковыми воротами.
Странное то было орудие… Меньше и легче привычных крепостных бомбард — массивных, ребристых, кованных из железных полос, скрепленных, подобно пивным бочонкам, частыми кольцами. Скорее уж что-то вроде бомбарделлы… [1] Хотя нет, тоже не очень-то и похоже. Ствол — слишком длинный: шагов эдак в шесть-семь — не меньше. Чрезмерно, вызывающе непропорционально, неоправданно длинный ствол при прочих довольно скромных размерах пушки. И бронзовый, к тому же литой, с высверленным в толстых стенках каналом.
Сзади в бронзу, правда, входит прочная стальная пробка, которую едва ли вышибет при выстреле давлением пороховых газов. Собственно, это и не пробка вовсе, а, скорее, огромный болт-камора с глубокой внутренней выемкой для заряда, с короткой, но крепкой резьбой, парой удобных рычагов-рукоятей по бокам и широким массивным клином, дополнительно подпирающим казну диковинной пушки. Альфред видел, как бомбардиры под чутким руководством прагсбургского магиера и механикуса готовили орудие к предстоящей демонстрации. Сначала рывком поднимается запорный клин, затем вместе с «пробкой» в два счета откручивается зарядная камора. Откручивается… Выдвигается… Проворачивается…
Приготовленный заранее в специальном «огнестрельном» мешочке пороховой заряд и небольшое ядро вкладываются не со ствола, а с казенной части. Подобным образом можно было значительно ускорить темп стрельбы, причем без потери убойной силы, как в случае со старыми маломощными веглерами. [2] Снаряженная камора вкручивалась настолько плотно, что казалось, будто стальная пробка сливалась с бронзовым стволом воедино. То ли здесь не обошлось без магии, то ли причина крылась в точнейшей механике, тщательной обработке материалов и надлежащей подгонке деталей. Так или иначе, но на месте стыка практически не оставалось ни малейшей щелочки, ни сколь-либо заметного зазорчика. А значит, пороховым газам наружу не просочиться, и вся их сила уйдет на выталкивание ядра.
Длиннющий ствол чудной бомбарды лежал не в обычной дубовой колоде, будучи намертво скованным с ней железными обручами. За выступавшие по бокам цапфы он, подобно качелям или колодезному журавлю, крепился к устойчивой конструкции на толстых тугих пружинах и металлическом основании, дававшей возможность поворачивать орудие в любую сторону. Благодаря подвижности ствола, бомбардиры могли быстро и без особых усилий наводить пушку на цель — как в вертикальной, так и в горизонтальной плоскости. При выстреле именно пружинистый лафет должен был принимать на себя большую часть отдачи и, упираясь массивным концом в плиты надвратной боевой площадки, отводить ее вниз. Кроме того, пушечное ложе имело прочную стальную ось, к которой при необходимости крепились колеса, что позволяло превратить крепостное орудие в стреляющую повозку полевой артиллерии.
Подобные новшества, вне всякого сомнения, являлись полезными и достойными похвалы. Но вот самое главное… Жерло орудия. Узенькое, махонькое… Определенно, оно не шло ни в какое сравнение с огромными зевами добрых старых бомбард. Такое жерло не внушало ни доверия, ни уважения, ни — уж тем более — страха. Приличных размеров ядро туда не вкатишь. Отстреливаться же малыми бондоками [3] от тяжелой осадной артиллерии противника — попросту смешно. А как самим пробивать «орешками» каменные стены вражеских замков? В широкой, рассчитанной на крупные орудия надвратной бойнице длинный, но узкий ствол смотрелся как-то совсем уж нелепо. Как хворостина, как прутик для ребяческих игр.
Альфред еще раз неторопливо обошел орудие. Глянул с одной стороны, с другой. Правая рука маркграфа огладила и охлопала орудийную бронзу. Левая — легла на эфес меча.
— Так, значит, да?..
Тонкие губы Властителя Верхних Земель кривились в недоверчивой полуулыбке, которую, впрочем, в любой момент могла сменить гримаса раздражения и ярости. В голосе слышались скептические нотки. Во взгляде читалось разочарование.
За Альфредом Оберландским молчаливой тенью следовал создатель новой пушки — магиер и некромант, колдун и астролог, механикус и алхимик Лебиус Марагалиус. Беглый прагсбуржец, нашедший приют и покровительство в Оберландмарке, был в своем неизменном темном балахоне — просторном, ниспадающим вниз свободными складками. Голову магиера, как всегда, покрывал большой островерхий капюшон, напоминавший инквизиторский или — того пуще — палаческий. Ни бледного лица, спрятанного в тени широкого куколя, ни выражения глаз за смотровыми прорезями на плотной ткани разглядеть было невозможно.
Лебиуса сопровождала неотступная стража, не так давно приставленная к знатоку запретных темных искусств. Два опытных латника-ветерана с обнаженными клинками. Достаточно длинными для того, чтобы в одно мгновение дотянуться до магиерского капюшона и срубить его вместе со всем содержимым. Чуть в отдалении ожидала свита маркграфа. Оберландские бароны и рыцари недоуменно перешептывались, косясь на длинноствольное орудие.
Неподалеку дымилась закрытая жаровня на треноге. Возле жаровни лежал пальник с уже вставленным в ушки фитилем. В стороне — на безопасном расстоянии и от огня, и от пушки — стоял короб с зарядными мешочками. Вокруг короба возвышались аккуратно уложенные пирамидки из ядер. Все было предусмотрено, все подготовлено к стрельбе.
— Значит, это и есть твоя грозная бомбарда, колдун? — Альфред повернулся к Лебиусу.
— Совершенно верно, ваша светлость, — донеслось из-под капюшона. Голос магиера был неприятно скрипучим, но приятно заискивающим. — Как вы и велели, испытания пройдут сегодня. Сейчас…
— М-да, велел… — задумчиво протянул маркграф.
Альфред решил пока не торопиться с окончательными выводами. Все-таки механические големы, сотворенные Лебиусом, оказались ох как хороши. Может, и эта длинностволка еще покажет себя с лучшей стороны. Хотя… Со столь невеликим калибром…
— Вас что-то смущает, ваша светлость? — осмелился поинтересоваться Лебиус.
— Да уж, смущает, — сухо отозвался Альфред. — И притом весьма смущает.
Недобро прищурившись, маркграф переводил взгляд с магиера на пушку и с пушки на магиера.
Ознакомительная версия.
