Александр Бруссуев - Не от мира сего-3

Трудно предположить, что человек способен жить и радоваться, смахнув с себя, подобно пыли, былое. Трудно предположить, но очень легко, как оказывается, выполнить. Чего там заморачиваться прошлым, ведь его уже и нет вовсе, быльем поросло. Выбросить из головы к чертям собачьим минувшие события, озаботиться радужными планами на будущее: деньги, женщины, машины с откидным верхом, женщины, яхты, женщины и тому подобное. «Надо жить играючи, просто надо, братцы, жить припеваючи», — промурлыкать под нос и подмигнуть старушке Истории. Кому интересно, что было? Да никому. В крайнем случае, тем дядькам и тёткам, чьи имена на учебниках, где благородно отражен весь благородный путь благородного народа. Бери книгу, тиснутую на дорогой бумаге с ярким красочным художественным оформлением — вот тебе и раскроется тайна, омытая политическими пристрастиями издателей.

Так, конечно, легко жить, когда можно надуть щеки и произнести кодовую фразу быдла всех времен и всех народов: «Это каждый знает!» А откуда эти, стесняюсь спросить, знания? Да пошел ты в пень, зануда многогрешный — из учебников, газет и телевизора. Это каждый знает!

Прошлое — опасная вещь. Вот только опасность эта непостижима. Ну, был в свое время заметный человек, личность, так сказать. Так он оставил о себе память только потому, что был этой самой личностью. Чего его бояться? Из могилы не встанет, с мечом не набежит, лишнего слова уже не скажет.

Так нет — делается человек исторической личностью. И деяния его — тоже исторические. Кто какую Историю пишет, тот такую личность и выписывает. Получается чепуха, из которой можно сделать только один вывод: такой человек действительно был. Вот только где, когда и зачем — пес его знает.

Ну, относятся с уважением в Германии к памяти нашего Ильи Муромца, почитают его, как выдающегося деятеля, в том числе и церковного — это их, немцев, заморочки. Наш Илья — персонаж сказочный, выдернутый из Былин. Он и жил-то в сказке, тому подтверждение город Муром, точнее — село Карачаево. А еще точнее — подворье неких Гущиных, что слыли силачами из поколения в поколение.

Ходят ротозеи с экскурсиями и ушами хлопают: интересно до одури, но ничего из ряда вон выходящего. Все понятно, все известно — История. А что не влезло в нее — Сказка. Деньги за увлекательную беседу гида оплачены, деньги отработаны, а еще можно силу свою померять — побаловаться с тяжестями, что были подвластны богатырю.

Опять же полотно «Богатыри в дозоре» — и гордость до мурашек по спине за наше славное прошлое. За коней, сивых меринов, за мечи булатные, выставленные вперед[2], за суровую решимость дать отпор любому супостату, что лезет на Русь Святую. Мочи козлов!

Словом, был человек — и нету его, историческая личность, елки-палки. Не рождался и не умирал. А 1 января — Новый год (День рождения Ильи), а в Киеве лежит тоже Илья, но как бы уже не очень. Самый главный Муромец — это тот, что с мультика, а для особо продвинутых — Борис Андреев в старой сказке.

Сказка, конечно, ложь, а в ней, безусловно, намек. Кто как эти намеки понимает, кто как их пытается разрешить. Но если к ним добавить еще информацию из того, что ныне принято считать былинами, помножить на логику, уравнять все это присущими человеку чувствами, добавить чуточку фантазии, полностью наплевать на политику, то получится Илейко Нурманин, по прозвищу Чома — человек «Не от Мира сего».

И прочие богатыри, а, точнее — рыцари получатся: тоже «Не от Мира сего».

Самое главное: может быть, удастся хоть как-то прикоснуться к Истине, либо навести иного мудрого человека на поиски этой самой Истины. Ведь она, эта Истина — и есть единственный путь познания Господа нашего.

Миром правит Любовь, но эти слова уже не про наш мир. За это отдали свои жизни великие сыны и дочери человечества, кто своей любовью установил очередной барьер наступающей бездуховности. Любить — это свойство души.

За всю свою жизнь Жан де Бетенкур не сделал ничего предосудительного: почитал отца и мать, регулярно причащался у своего духовника отца Меура, без нужды не убивал животных, поливал цветочки. Такая жизнь у него удавалась без всякого напряжения. Вероятно, потому что такая жизнь для него была естественной, такой же, как и лишение жизни врагов.

Врагов вокруг было много, причем не всегда они были явными, их еще надо было отыскать. Но это — дело привычки.

Жан в своем родном Руане считался достаточно высокорослым, если, конечно, не брать во внимание рост некоторых земляков и даже землячек. Но те — отпрыски подлой готской ветви, норманны и ливонцы, как бы и не люди вовсе. Они, конечно, есть — куда без них, коренного населения — но традиционное пренебрежение одних другими ввело в обычай не замечать друг друга. До поры до времени.

Жан не считался красавцем, но сам себе очень нравился. Тонкие ноги поддерживали несколько бочкообразное тело, в котором ширина плеч не отличалась ничем от ширины таза, разве что чуть-чуть была уже. Руки гармонировали с ногами и были примерно такой же толщины. Голова, круглая, как тыква, лишена растительности, разве что брови, да еще и из ноздрей что-то волосатое постоянно лезло. Волосы на голове у него начали выпадать еще совсем в юном возрасте, а глаза выпучиваться. Но это ничего, это даже удобно. Это не дает лишний повод всяким вошкам резвиться и скакать по плечам.

Он даже иногда удивлялся: как это бородатые норманны и их жены, прячущие свои косы под платками, спокойно обходятся без вредных насекомых? Местная знать — оно понятно: дамы постоянно на руках всякую животинку держат, за ухом ее почесывают. Собачку какую-нибудь плюгавенькую, левреткой означенную по породе своей, кошку, либо даже горностая или хорька. Носить на руках тварь, не понимающую человеческого языка, иногда обременительно. Это когда зверюшка в туалет вдруг захочет, либо сама дама почувствует нужду — как руки себе развязать? Горностай, либо хорек норовит ускользнуть куда-нибудь, где куры, а куры — везде. Левретка обязательно под копыта лошади сунется, а то и свинья ее слопает, про кошку и говорить нечего. Да и пес-то с ними, нового питомца можно завести. Так дорогие они по деньгам, ибо специально приспособлены, чтобы вшей ловить. Тем и дороги.