Мария Галина
Совсем другая сторона
Я попала в комендантский час. Вообще-то, ничего страшного в комендантском часе нет, ну, задержат до утра; но в последнее время в очередях ползли разговоры о том, что озлобленные солдатики измываются повсячески — это само по себе уже неприятно, да еще у меня при себе был радиоприемник. Я, собственно и задержалась потому, что за ним ездила. Мой приемник — я просто одолжила его на время приятелям, а теперь, наконец, решила забрать домой, но автобус не подошел вовремя (они и в спокойные былые дни ходили по вечерам черт знает как), а в метро поезд на полчаса застрял в тоннеле потому что на станции в очередной раз что-то стряслось, и, когда я выбралась, наконец, наружу, было уже здорово поздно. Первое, что они сделали, когда началась эта заварушка — обошли все дома и отобрали приемники — у тех, кто не успел их попрятать. По телевизору уже пару месяцев работала только одна программа — сплошное вранье, естественно а газеты не выходили. Одни дурацкие бюллетени. Конечно, с приемниками у них ничего не получилось — всегда кто-то что-то нарушает, или потому, что действительно не может жить без информации, или потому, что испытывает естественное желание насолить властям. Так что мой приемник потихоньку переходил из рук в руки, а когда мне стало совсем уж тошно, я попросила его обратно, и мне его вернули без разговоров. Теперь оставалось только дотащить его домой, но после трех часов пути по разоренному темному городу я вконец измучилась. Не знаю, что там у них еще стряслось, но везде — в метро, на улицах сегодня было полно солдат. Если у патрульных хватит ума заглянуть в сумку, мне будут грозить неприятности гораздо большие, чем просто ночь в комендатуре, а выкинуть его мне было жалко, хоть это и было, наверное, самое разумное.
Вообще, события в последнее время катились под гору с ужасающей скоростью. Это было уже после введения военно-полевых судов, после того, как новые власти расстреляли группу университетских профессоров, среди которых были близкие мне люди, в самом разгаре Второго европейского кризиса — а ведь мы уже пережили первый. Так что, в наступивших сумерках я бегала от стены к стене как участник сопротивления в дурацких фильмах — окна были темными, ветер гнал опавшие листья по совершенно пустой улице. Впереди лежал пустырь — я так рассчитала, что, как только дойду до него, найду какую-нибудь укромную ямку и опущу туда приемник — там было много укромных ямок, потому что рядом лежал в руинах палеонтологический музей. Я уже различала черные груды блоков и арматуры на фоне черного неба и как раз собиралась свернуть туда неторопливой походкой, потому что там и ногу сломать недолго, когда из-за угла вышел отряд штурмовиков.
Они шли мерным шагом черные, страшные, только лица казались белыми в свете походных фонарей, которые качались в такт шагам. Они шли почти бесшумно, но я, конечно, могла бы их услышать, не будь так занята мыслями о том, в какую бы чертову дыру спустить приемник. их черные перетянутые пальто блестели в осенней мороси, блики метались по туго затянутым ремням, по кобурам, по черным сапогам, по черной земле, по желтым листьям под ногами…
Нервы у меня не выдержали — я развернулась и кинулась к руинам, так и не выпустив из рук сумку с проклятым приемником. Я слышала, как они орали стой! и свистели у меня за спиной. Потом услышала выстрелы. Они палили мне вслед, но я уже была за развалинами — я хорошо знала этот пустырь, потому что жила неподалеку. Теперь, припоминая всю эту историю, можно точно сказать — я ни на минуту не сомневалась, что они меня убьют. Я металась по темному пустырю, где из земли торчала какая-то арматура, а над головой рядами пролегали ржавые трубы, зависшие на бетонных подпорках, в полной уверенности, что больше мне не жить на этом свете. Так оно и вышло.
Не знаю, что было бы, если бы я набралась храбрости и просто спокойно, неторопливым шагом пошла бы им навстречу — тогда, с самого начала. Может, мне удалось бы спокойно разминуться с ними. Может, они бы меня и не тронули. У них дела поважнее, чем отлавливать не соблюдающих комендантский час граждан. А может, все было бы еще хуже…что теперь об этом думать…
Оставалась еще надежда, что им надоест обшаривать развалины, но они были в настроении и им хотелось пострелять. Им всегда хотелось пострелять, вот в чем беда… Я нырнула под ржавые трубы, зацепилась за что-то и порвала пальто. Уже когда я вылезла из-под них, я сообразила, что в руках у меня нет никакого приемника. Где я его бросила, понятия не имею.
Они кричали и свистели где-то совсем поблизости. Я укрылась за бетонными блоками, в зарослях какого-то кустарника — тут было мокро и грязно, а воняло так, что передать трудно.
Я умру в грязи и вони.
И тут я увидела еще одну трубу.
Очень хорошая труба — достаточно большая и темная, да еще, к тому же, она где-то изгибалась.
Я нырнула в нее, как Алиса в кроличью нору.
При этом уже ничего не соображала — мной двигал один лишь слепой страх, все, что я до сих пор хоть как-то уважала в себе — все, что осталось от той, прежней жизни, слабый налет культуры и цивилизации — что-то там в этом роде — все исчезло, осталась одна лишь животная оболочка, порядком уже растерзанная. И эта оболочка хотела жить.
Я забивалась все дальше и дальше в эту трубу, на четвереньках, уже не соображая, куда и зачем я лезу. Через какое-то время я обнаружила, что руками и коленями упираюсь в какую-то решетку. Я чуть-чуть отползла назад, просунула пальцы сквозь ржавые ячеи и попробовала приподнять ее. Она, к моему удивлению, действительно приподнялась, открыв щель, куда вполне можно было протиснуться. Я и влезла туда. Теперь мне было немного спокойней, если не считать того, что меня заживо могли съесть крысы. И штурмовики потом найдут мой обглоданный скелет. Я еще какое-то время просидела на корточках, всерьез обдумывая, что они будут делать с этим скелетом, потом почувствовала, что сидеть в такой позе больше не могу — затекают ноги. Вернее, уже затекли — я перестала их чувствовать. Тогда я все также на карачках, согнувшись в три погибели, проползла вперед и почувствовала, как пол подо мной уходит вниз. Мне стало страшно, я развернулась, попыталась дотянуться до отверстия, через которое и влезла сюда, но ноги уже ехали куда-то и я вместе с ними.
Я оказалась не знаю где.
Кругом стояла сплошная тьма, но потом — вот бред собачий — я увидела одну-единственную тусклую лампочку. Она освещала металлические своды, перекрытия, вентиляционные решетки… Дальше, за ней, опять лежала тьма.
Подземный город.
Я слышала много чего разного о подземном городе. Что там бомбоубежища. Что там жилые помещения для высшего военного состава.
