Алина Жигулина
Гадалка. Карта Смерти
— Всего доброго, госпожа Итиль, — сказал клиент и, накинув капюшон плаща, вышел в дождь.
Я побыстрее захлопнула дверь. С улицы в теплое нутро салона пробралась волна холода, принося с собой запах сырости и свежести. Где-то далеко заворчал гром, в слюдяное окно сверкнула молния. Поплотнее закутавшись в шерстяную шаль, я пошла к столу. Чем ближе к печке, тем теплее и уютнее.
На столе, около свечи, лежала солидная кучка денег. Расклад вышел удачным как для гадалки, так и для клиента, поэтому последний расщедрился. Посчитав монетки, я сгребла их в кошель и дунула на свечу. Та обиженно погасла, в последний раз блеснув искрой на фитиле. Я сформировала белый магический огонек и отпустила наверх. Он птицей скользнул к середине потолка, освещая и выдавая все изъяны гадательного салона. Тяжелые шторы, при приглушенном свете казавшиеся роскошными, на самом деле были изрядно поедены молью. Потолок «причудливо» украшен паутиной, а сами пауки пару раз спускались вниз над столом, пугая клиенток. Печь была закопченной и давно требовала побелки, о чем я неоднократно говорила приказчику. Лысый потливый мужик, разжиревший на должности, лишь отмахивался, а тратить свои деньги на нужды чужого салона душила жаба — ни за ремонт, ни за уборку мне никто не платил. За полтора года, что я здесь работала, убираться по велению приказчика приходили раза четыре от силы.
Я вынула свечу из подсвечника и бережно положила его на полку. Руны, вписанные внутрь стекла, потихоньку стали принимать из зеленого черный цвет. Магическая сила внутри подсвечника вновь заснула. Мурлыкая под нос песенку, я в последний раз прошлась взглядом по раскладу — карты все так же лежали на столе, высвечивая судьбу клиента. «Барышня», «разлука», «любовь», «ненависть», «месть», «подарок». Ничего особенного, зато мужчине в эльфийском плаще с надвинутой на брови шляпой такой расклад пришелся по душе. Я усмехнулась и сгребла карты в колоду, перемешивая их.
Колода была старой, она досталась мне еще от матери. Та особо не любила заглядывать в будущее, поэтому карты попали в мои руки почти новыми. Сейчас их углы были разлохмачены, а картинки потускнели от времени. Я бережно тасовала колоду, думая о чем-то своем, как неожиданно из нее на стол выпали две карты. Одна, лежавшая рубашкой вниз, была мне уже хорошо знакома. Багровый демон с ехидным оскалом. «Опасность».
Положив оставшуюся колоду на стол, я перевернула вторую карту, выпавшую рубашкой вверх. На картинке была нарисована закутанная в темный плащ человеческая фигура. Лица видно не было, в руке неизвестный держал скромную синюю гвоздику. «Смерть».
Я несколько мгновений смотрела на выпавшие карты и сунула их обратно в колоду. Перетасовав еще несколько раз, положила в серый бархатный мешочек и потуже затянула тесемки. А потом взяла плащ и, уже не обращая внимания на грозу и проливной дождь, побежала на соседнюю улицу, к дому приказчика.
Это был третий вечер, когда из колоды выпадала одна и та же карта. Только теперь вместе с ней выпала ее товарка — смерть.
* * *
— Ты точно решила уехать?
Старая хозяйка мяла в руках передник, заляпанный пятнами. В ее глазах читались растерянность, удивление и немного обида. За полтора года она успела ко мне привязаться и посчитала отъезд за предательство.
— Точно.
В узкой прямоугольной комнатке с низким потолком были разбросаны вещи: книги, свечи, сургучные печати, оторванные от писем и листы бумаги, смятые в неаккуратные комки. Я выкладывала одежду из большого деревянного сундука на кровать, предварительно встряхивая от пыли. Что-то я привезла еще из Леввы, что-то купила уже здесь, в Тасшобе. Но тащить с собой целый сундук тряпок мне не хотелось. Поэтому кое-что, самое необходимое, выуживалось из кучи и складывалось в легкую походную сумку, которая на глазах становилась все более пухлой. Я встряхнула кожаную осеннюю куртку и последней, кое-как, впихнула в горловину сумки и затянула тесемки.
— А остальное? — жалобно спросила Аритта. — Ты что, вернешься?
— Не знаю, — пожала плечами я.
— Останься. Прошу тебя! Итиль, ну что за глупость — уезжать из-за того, что из колоды выпали две карты с плохими картинками!
— Из моей колоды ничего просто так не выпадает. Тем более три вечера подряд.
— Ну это же не означает, что тебе нужно уезжать!
Я кинула сумку на пол и вздохнула. Аритта была права. Карты не говорили мне о том, что нужно уезжать. Уехать мне хотелось самой, причем уже давно. Что-то подсказывало мне, что надо бежать из Тасшобы как можно быстрее и как можно дальше. Как крыса бежит с корабля, чуя крушение — так и я бежала из степного города, чтобы спасти свою шкуру. Только от чего?
Иногда мне казалось, что я хочу убежать от рутины, наполнившей жизнь. Работа-лавка-дом-работа — один и тот же маршрут приелся настолько, что от одного вида вывески гадательного салона во рту становилась кисло.
Когда, закончив Академию и немного поработав на нудной бумажной работе, я ушла из дома, то мечтала о странствиях и приключениях. Но реальность оказалась иной. Спустя два месяца бессмысленных скитаний по Лефии я остановилась в Тасшобе и нашла работу. Гадательный салон работал каждый день с полудня и до захода солнца, а в праздничные дни и по утрам — горожане, отстояв молебен в храме, косяком тянулись к гадалке за очередным предсказанием. Каждый второй день недели, а также день после праздника, был выходным. В первое время я страшно уставала. Карты, подсвечник и клиенты тянули из молодой неопытной гадалки все силы, а я только через полгода стала понимать, что к чему.
Хозяйка вздохнула и, отпустив передник, ушла куда-то вглубь дома. Оторвавшись от воспоминаний, я решила воспользоваться моментом и вытащила кошель. Положила на тумбочку четыре золотых эгля. Тускло поблескивающие квадратики с профилем короля Аруана прикрыла чистым листком бумаги. Аритта сразу найдет, когда я уеду.
— Вот! — влетела в комнату запыхавшаяся хозяйка. — Это тебе!
В ее руках была стопка белья горчичного цвета. Она аккуратно положила ее на кровать, разгладила складки.
— Что это? — спросила я.
— Белье. В приданое, сама шила, вышивала, — улыбнулась она и забеспокоилась, увидев мое растерянное лицо: — Тебе не нравится?
В ответ я подошла к ней и крепко обняла. От Аритты пахло свежими булочками с корицей, которые она испекла мне в дорогу.
— Ну что ты, детка. Мне правда было несложно!
Но щеки все равно горели от стыда. Хозяйка считала меня сиротой, поэтому и готовила приданое — думала, что больше некому. Я сама соврала ей об этом в первый день, как поселилась в ее доме. Потому, что не хотела разговоров о родителях.
