Ольга Вешнева - Огрызки эпох

Верите ли Вы в вечную любовь?

Искренне надеюсь, что нет. Ибо она — утопия. Столь же глупа и неблагодарна вера в нее, как в мифический золотой город, где люди живут в достатке, согласии и честной взаимной дружбе.

Испокон веков властелины листа бумаги, тканого холста или папируса внушали податливым юнцам идею о любовном тяготении, не ослабевающем, а будто бы только крепнущем с течением лет. Одурманенные сладким зельем юнцы влюблялись неистово и жертвенно, надеясь быть неразлучными со своими возлюбленными до конца дней. Чем глубже они погружались в пучину литературного дурмана, тем тяжелее переносили внезапную разлуку. Горькие слезы капали из их глаз, и грустные, тайные для мира, стихи появлялись на страницах дневника. Некоторые влюбленные страдальцы впадали в беспросветное отчаяние. Не представляя семейного счастья с другим человеком, они бесстрашно расставались с жизнью…

К сожалению, и в ваше время, любезный читатель, мечта о вечной любви бередит раны человеческих сердец, истерзанных ядовитым чувством. Безмолвные крики писателей с книжных страниц призывают поверить в нее, ласкают воображение безоблачными отношениями героев. Особенно этим грешат сочинители вампирских саг и тому подобного чтива.

«Бессмертная любовь вампира» — не правда ли, звучит заманчиво для нежной барышни? Только представьте — обоюдная любовь длиной в сотню, тысячу лет. Мало кто откажется от соблазна. Разве что я откажусь. Поскольку знаю, что это невозможно. Вечной любви не существует. Наверное, странно слышать такое от вампира, коим я являюсь без малого двести лет. Но я хочу быть честным хотя бы с Вами, поскольку лгать по жизни приходится много — «профессия» обязывает. Длинные мемуары я задумал написать с целью показать читателю изнанку тайного мира, стать частью которого не пожелаю никому, и научить его воспринимать прекрасное состояние влюбленности как скоротечное, но возвращающееся снова и снова в причудливых обличьях. Вам не следует убивать склонность к этому чувству. Ваша жизнь коротка, и, надеюсь, не так жестока, как наша. Я же навеки разучился любить кого — либо, кроме себя самого. И доверять кому — либо.

Впрочем, были времена, когда я любил глубоко и страстно, хоть и не загадывал в столь деликатном деле на века вперед. Я хотел быть счастливым с единственной избранницей, но дни, месяцы, годы летели слишком быстро, чувства остывали — одно и то же лицо, один и тот же запах начинали приедаться, раздражать. Пылкие и в меру скромные любовницы становились жертвами — не всегда моими, иногда их съедал самый прожорливый в мире хищник — время, иногда — губили независимые от меня обстоятельства. Но финал любовной истории был неизменно трагичен. Юным прелестницам следует запомнить, что для вампира жена — не только отрада и утешение, но и запас продовольствия на «черный день» — живой воинский паек. При недостатке крови семейная ссора мгновенно перерастает в смертельную битву, где побеждает сильнейший. И это — норма жизни, которую никто из вампиров (кроме меня) не считает варварством.

Однако не стану заранее раскрывать все тайны нашего бытия, вернусь к вступительной части романа.

Интересно, встречали ли Вы в учебниках, записках прославленных деятелей искусства, науки или в пыльных архивах хоть единичное упоминание о князе Тихоне Игнатьевиче Подкорытине — Тарановском, современнике великого Пушкина? Уверен, что эта личность Вам абсолютно незнакома. Охотники на вампиров позаботились о том, чтобы моя жизнь была стерта со страниц истории. Они лишили меня титула, поместья, даже самой последней гордости — человеческого имени. Их приближенная к государственной власти структура внимательно следила и за тем, чтобы я не объявился где-нибудь под чужой личиной.

Охотникам не удалось затравить меня, как дикого зверя. Мне пришлось долго бороться за право существования, но я выжил и даже нашел неплохое пристанище. За написание мемуаров я взялся еще и потому, что недавно моя жизнь стала относительно спокойной, благополучной. Надолго ли, не знаю. Но пока мне вполне уютно в комфортабельном, как элитный постоялый двор (простите, отель), жилище. Да и голод беспокоит редко, не настолько сильно, чтобы отвлекать от живописного обрамления воспоминаний, и ненадолго. А после сытного ужина (литров этак семи — восьми свежей крови) во время расслабленного отдыха на мягком широком диване работы итальянского мебельного маэстро Анджело Ботинелли, мне являются эфемерные музы. Они воскрешают пейзажи и образы прошлого, которое я никогда не забуду. Так уж хитро устроена наша память — вампиры ничего не забывают.

Но в каком регионе родной страны я обосновался, и на кого там охочусь, для Вас останется тайной. В вампирском сообществе считаются неприличными вопросы «Где ты живешь?» или «Кем ты сегодня поужинал?» Адрес норы и место кормежки — секретная информация. Свои охотничьи угодья мы охраняем и если нужно, сражаемся за них.

Малость непривычно, что под пальцами не скрипит гусиное перо, а стучат клавиши ноутбука, но я старательно укрощаю очередной дар двадцать первого столетия. С сенсорными экранами смартфонов и планшетов было сложнее, в них часто впивались выскользнувшие от напряжения когти.

Надеюсь, мое повествование не выйдет похожим на исповедь. Я не умею чистосердечно каяться и склонен к самооправданию. А в чем я прав, в чем виноват, решит читатель. Осудит он меня, иль посочувствует, не суть важно. Главное, чтобы он не стал заложником книжного обмана, как я в далекое романтическое время.

Теперь представьте то, что вижу я всякий раз, как вспомню детство… Зеленые поля по берегам извилистой реки и скопище бревенчатых избенок, не разделенных ни забором, ни плетнем, на гладких бархатных холмах… А за деревней — кучерявый парк, к нему ведет широкая дорога, на ней видны следы подков и колеи от экипажа. Идем по парку долго — долго. Так кажется, под сенью вековых деревьев время будто замедляет ход. Поют там соловьи, кружат шмели и пчелы над убеленной душистыми «бородками» черемухой, порхают бабочки — белянки и капустницы. Но вот из занавеса расступившихся ветвей степенно выплывает отчий дом. Он двухэтажный, бледно — желтый, с резными белыми колоннами у высокой мраморной лестницы. Мы не поднимемся по ней, и не зайдем в зеркальный вестибюль. Мы повернем налево, за угол, и обнаружим сокрытую в тени антоновских яблонь и сибирских вишен низенькую пристройку, отведенную под кухню.