Вадим Волобуев - Сага о Гильгамеше

       К правителю города Урука, возлюбленному внуку бога Солнца Гильгамешу явились послы от владыки города Киша Акки и потребовали покорности и дани. Известие это, неожиданное и страшное, мгновенно разнеслось по урукским улицам, вызвав возмущение и ужас у их обитателей. Кто-то принялся гневно потрясать кулаками, крича, что зазорно склоняться перед какими-то северными выскочками, чьё святилище не почтил своим присутствием ни один из старших богов. Другие благоразумно предостерегали, что отказывать могущественному Акке опасно, ибо за ним стоит грозный бог войны Забаба, известный своей мстительностью и необузданной яростью. Люди пребывали в растерянности, сходились на главной площади, спорили до хрипоты, а исчерпав запас слов, норовили полезть в драку. Домой возвращались злые, с синяками под глазами. Шли, багровея лицами, то и дело обращая взоры, полные надежды, на Белый храм, что ослепительной громадой возносился к облакам в самом центре города. Там, в обиталище милостивой Инанны[1], шёл сейчас совет, на котором Гильгамеш со старейшинами пытался угадать волю богов.

       Старейшины явились и расселись вокруг стола на тростниковых табуретах. Рабы вынесли каждому по кубку с крепким ячменным пивом-сикерой и по медному блюду с финиками и свежей бараниной. Старейшины ели, одобрительно качая головами, негромко обсуждали свои дела. Неторопливо и размеренно текли разговоры, совершенно как мысли в расслабленных умах гостей. Голоса оживились, когда сикеру сменили вином. Редкостный чужеземный напиток, привозимый торговцами из западных стран, взвеселил сердца старейшин. Округлив глаза, они причмокивали от наслаждения, степенно поглаживали бороды. Внимание вождя льстило им, распирало сознанием собственной значимости. Приглашение на совет было хорошим знаком и сулило разные выгоды. В таких приятных размышлениях старейшины коротали время, ожидая появления вождя.

       Едва Гильгамеш вошёл, все разговоры стихли. В полной тишине стал слышен шум, доносящийся с торговой площади. Кипение человеческих голосов перемежалось криками ослов, скрипом корабельных канатов и грохотом выгружаемого товара. Где-то неистово заливалась речная птаха. Стоявший в коридоре воин неловко звякнул оружием.

       Вождь окинул собравшихся быстрым взглядом, тонко улыбнулся и вышел к торцу стола. Раб подставил ему стул. Гильгамеш опустился на него, упёр ладони в колени.

      -- Благодарю, о большие люди славного Урука, что вы откликнулись на мой призыв, - произнёс он. - По нраву ли вам угощение, что приготовили мои верные слуги?

       Старейшины важно закивали головами, забормотали хором, уверяя вождя, что всем довольны.

       - Известно ли вам, о почтенные главы Больших домов[2], зачем позвал я вас? - продолжил Гильгамеш.

       - Мы догадываемся об этом, повелитель, - ответил за всех глава Дома Буйвола сухопарый и малорослый Пушур-Туту.

       - Вы слышали, - сказал Гильгамеш, - что Акка из Киша прислал мне своих вестников. Он хочет, чтобы город светлоокой Инанны покорился его воле и принёс ему свои дары. Что думаете вы об этом, уважаемые люди Урука?

       Старейшины завздыхали, опустили глаза и забегали пальцами по ухоженным бородам. Пушур-Туту скорбно произнёс:

       - Величие перешло в Киш. Боги помогают этому городу. Негоже противиться воле богов.

       Все закивали, соглашаясь с товарищем. Гильгамеш нахмурился.

       - Все ли мои гости думают так же?

       Сидевшие опять задвигались, засопели, как бы пытаясь скрыть от вождя свои мысли. Потом глава Дома Пантеры, грузный и неповоротливый Гирбубу, веско изрёк:

       - Мы помним, как отец Акки неустрашимый Энмебарагесси занял обитель неба священный Ниппур[3]. Боги не покарали его за это. Наоборот, они даровали ему славу и могущество. С благословения Энлиля, творца всего живого, возвеличился Киш. Нам ли идти против воли бессмертных? Не противиться следует Акке, но исполнить требуемое, ибо в его руке сейчас судьбы страны черноголовых[4]. Нам же остаётся молить богов, дабы они переменили нашу участь.

       Кровь бросилась в лицо Гильгамешу. Он заскрежетал зубами и ядовито возразил:

       - У тебя слишком короткая память, почтенный Гирбубу. Ты помнишь лишь то, что случилось недавно. Мне же известно кое-что другое. Я помню, как с благословения Инанны мой дед Энмеркар приводил к покорности Аратту[5]. Помню, как араттцы тщетно взывали к своим богам, моля их защитить от победоносных урукцев. Помню, как сверкающий Уту[6] спас моего отца, великого воителя Лугальбанду[7], от тех чар, что наслали на него трусливые араттцы, убоявшись встретиться с нашими воинами лицом к лицу. Или забыл ты об этом, уважаемый Гирбубу? Где был Киш, когда мы сражались с араттцами у стен их города? Имя Урука издревле гремит во всех частях света. Разве можем мы уронить его, поддавшись презренному Кишу?

       Он ещё что-то говорил, бешено вращая глазами, но видел, что слова его не достигают ушей старейшин. Гильгамеш переводил взгляд с одного гостя на другого, но все они отворачивались, не желая смотреть на своего господина. "Они не слышат меня, - ужаснулся вождь. - Они отстраняются от меня. Они хотят отдать мой город завистливому Забабе". В этих опущенных глазах, в этих стыдливо спрятанных лицах Гильгамеш узрел то, чего боялся больше всего - закат славы Урука. Боги покинули город, понял он. Покинули, унеся с собой всё самое достойное, что было в нём - гордость и честь. Народ, лишённый гордости и чести, обречён на прозябание. В мгновение ока Гильгамеш постиг всё это и сразу потух, словно сгоревшая лучина.

       - Я выслушал вас, гости мои, - мёртвым голосом произнёс он. - Я благодарен вам за то, что вы не стали таить передо мной своих мыслей. Горькая правда лучше самого сладкого лукавства. Теперь я оставлю вас. Пейте сикеру, ешьте угощение, веселитесь. Мой дом - ваш дом.