Вадим Проскурин - Повесть о райской жизни

Чайник немного пофырчал, пофырчал, да и замолк. Я собрался было снять его с подставки и разлить горячую воду по чашкам, в которые уже положил по ложке растворимого кофе, но тут заметил, что чайник совсем не такой горячий, каким должен быть, а кнопка включения по-прежнему утоплена. Все понятно — аккумуляторы разрядились.

— Хорошее место рай, — сказал я. — Одно только плохо — электричества нормального нет.

— Разбаловался ты, — прокомментировала Лена. — Электричества нет, телевизора нет, интернета нет, мобильник не работает…

— Нам с тобой мобильник не нужен, — улыбнулся я.

— Это тебе мобильник не нужен, — насупилась Лена. — А я так не умею.

Я подошел к ней, обнял и поцеловал. Некоторое время мы стояли обнявшись, а потом я сказал:

— Не дай бог тебе так научиться этому, как мне в свое время пришлось. Все говорят, я чудом выжил.

— Да нет, не чудом, — вздохнула Лена. — Все говорят, что ты прирожденный бог, что твоя душа идеально подходит к магии. Головастик искала тебя черт знает сколько лет, она выбрала тебя из огромного множества кандидатов. А я просто Хозяину вовремя под руку подвернулась.

Лена до сих пор стесняется называть Бомжа Бомжом, вместо этого она называет его Хозяином. Меня это имя немного коробит, но лучше уж пусть будет Хозяин, чем Господь Наш Иисус Христос. Слава богу, Лена в конце концов поняла, что прямого отношения к Иисусу Христу Бомж не имеет. Одно дело — мифический богочеловек, спасающий мир от самого себя, и совсем другое дело — обычный маг, могущественный, бессмертный, но всего лишь маг.

Боги не могут существовать в реальной жизни, чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу. Молва наделяет богов настолько противоречивым набором качеств, что даже самая извращенная логика не в состоянии совместить их все в одной личности. Верующие пытаются найти выход из положения, они говорят, что бог непознаваем, но на самом деле все гораздо проще. Есть пространство для жизни и есть пространство для мифа, они, конечно, пересекаются, но надо быть очень наивным, чтобы поверить, что они тождественны. Проще поверить, что в газетах пишут одну только правду и ничего, кроме правды.

— Ты только начала учиться, — сказал я. — Четырехглазый говорит, ты делаешь большие успехи.

— Врешь, — констатировала Лена. — Из благих побуждений, но врешь. Я никогда не стану такой же, как ты.

— Станешь, — возразил я. — Магией владеешь, мысли читаешь…

— Только человеческие, — перебила меня Лена. — Твои — только тогда, когда ты сам их проецируешь. Если ты от меня закроешься…

— Я никогда от тебя не закроюсь. Я тебя люблю.

— И я тебя люблю, — сказала Лена.

И мы снова поцеловались.

— Пойду генератор запущу, — сказал я. — Рай раем, а с электричеством лучше, чем без него.

Мы поцеловались еще раз, после чего я спустился с крыльца и направился к сараю, где стоял дизель-генератор. Интересно, какую лапшу Головастик навешала на уши рабочим, строившим этот дом? Ни за что не поверю, что они не поняли, где находятся.

Из-за угла выбежал Акела, подбежал ко мне и потерся о мое бедро. Акела — это здоровенный волчара, килограммов на шестьдесят, если не больше, не тощий и грязный, как обычные дикие волки, а упитанный и лоснящийся, с широким лбом и умными добрыми глазами. Волк с добрыми глазами — нонсенс, но в раю все звери добрые. Что, впрочем, не мешает хищникам есть травоядных. Хищники добры не ко всем, а только друг к другу и, как частный случай, к людям.

Вслед за Акелой из-за угла появилась Капитолина, его вторая жена. Что-то давненько она к нам не заходила…

Ага, вот оно в чем дело! Капитолина пришла не одна, за ней следовали три маленьких пушистых комочка.

— Леночка! — крикнул я. — Посмотри, кто к нам пришел!

Следующие пять минут были посвящены радостному сюсюканью, поглаживанию и тормошению юных волчат, а за компанию и их счастливой мамаши. Папаша избежал общей участи — он вежливо отошел в сторону, разлегся в тени сарая и наблюдал за происходящим, вывалив язык и одобрительно улыбаясь, как умеют только большие собаки. Раньше я и не знал, что волки тоже умеют улыбаться.

Лена выставила на крыльцо блюдце молока, волчата радостно ломанулись к угощению, но мама преградила им путь. Она осторожно обнюхала миску, чуть-чуть полакала, оглянулась на мужа и обеспокоено тявкнула. Акела демонстративно зевнул во все свои сорок два зуба, всем видом демонстрируя: «Ох уж эти женщины! Никогда ничего сами решить не могут», подошел к миске и присоединился к дегустации.

Отведав молока, он поднял голову и уставился мне в глаза недоуменным взглядом. Будь мы сейчас на Земле, я бы после такого взгляда постарался осторожно и плавно отступить к воротам сарая, схватить ружье и засадить картечью прямо между умных глаз. Но в раю взгляд в глаза не таит угрозы, райские волки никогда никому не угрожают, даже сусликам — они их просто едят. А лошадей, коров, овец и прочую крупную живность райские волки не едят, разве что трупы. И в самом деле, зачем устраивать утомительную и опасную охоту, если для пропитания вполне хватает сусликов?

Акела смотрел мне в глаза и явно старался передать какую-то мысль. Зря старался — я и человеческие мысли почти не понимаю, что уж говорить о спутанных и неоформленных мыслях животных, пусть даже таких умных, как волки.

— Ему молоко не нравится? — предположила Лена.

— По-моему, да. Лучше убери его. Не знаю, как у волчат, а у котят от коровьего молока часто понос бывает.

Лена вытаращилась на меня, как баран на новые ворота.

— Что, правда? — спросила она. — А во всех сказках… — она вдруг улыбнулась. — Это просто сказка — про молоко и котят?

— Просто сказка, — подтвердил я. — Котятам нужно кошачье молоко, а не коровье. Если котенок выпьет чуть-чуть коровьего молока, ничего плохого не будет, а если поить постоянно — желудок испортится. А волчатам нужно волчье молоко. Если хочешь Капочке приятное сделать, лучше принеси буженины какой-нибудь. А еще лучше — сырого мяса для шашлыка. Ты его еще не замариновала?

— Пока нет. Но… нам тогда самим мяса не хватит.

Я махнул рукой:

— Наплевать. В магазин съезжу, возьму готового. Не жадничай, у волков праздник, а тебе мяса жалко.

Через минуту на пороге стояла другая миска, в которой лежал килограмм сырой свинины. А еще через минуту миска была пуста и чисто вылизана.