Первая касаба
Глубоко темнело, уходя в бездну лилового, ночное небо над Саидом. Рассыпали боги на нем свои слезы, блестящие, яркие, будто бриллианты на платье богатой женщины. На губах была соль уходящей дневной жары, ноги начинали мерзнуть. Он стоял, не замечая подкрадывающегося холода.
Сабаин был невелик, всего пятьдесят с небольшим жилищ да окружающая плато стена. Саид -- огромен. Саид простирал свои могучие барханы на многие, многие фарсанги: десятки, сотни дней караванного пути, ледяные ночи, огненные рассветы. Он стоял на стене поселка и смотрел вперед, чувствуя себя стоящим на краю гигантской чаши. Было почти страшно свалиться туда, покатиться по пологому склону, оказаться на дне. Что там, на дне? Он никогда не покидал свой сабаин.
Он поднял голову, глядя на небо. Мир был огромен! Человек -- лишь букашка на фоне этого блистающего величия, творения Шестерых, и ни одному живому существу никогда не познать всего, что хранит в себе эта чаша с бархатным куполом.
Дедушка Михнаф рассказывал им, еще маленьким, что на небе живут шесть богов. Они оттуда видят весь Саид и направляют пути смертных. Он жил и вырос с этим знанием, но в последнее время все чаще ловил себя на мыслях, полных сомнений. Откуда простые люди могут знать, где живут боги? Что так ярко блестит по ночам, наблюдая за огнями в пустыне?
Небо занимало его. Небо было загадочным, недосягаемым. Он еще маленьким ребенком придумал раздобыть сильную лупу, какие делал его отец-стеклодув, и посмотреть через нее на небо. Он знал уже тогда, что кривое стекло может увеличивать предметы, делая далекое близким. Небо сквозь лупу намного ближе не стало: так он догадался, что оно безумно далеко. Дальше, чем может представить себе простой человек. Он подумал и о том, что будет, если посмотреть на небо через тысячу луп, но отец тогда лишь отругал его. Отцу затея смотреть на небо казалась бессмысленной. Дедушке Михнафу -- кощунственной.
Он стоял на стене сабаина, смотрел на недосягаемое небо и думал, из чего же оно может быть сделано? Он знал, из чего сделаны вещи вокруг: каменная стена поселения, деревянная мебель, люди из плоти и костей, -- но из чего боги создали небо?
Звезда ярко вспыхнула и помчалась вниз, разгораясь все сильней, пока не исчезла на горизонте. Он следил за ее падением. Такое бывало иногда; он знал. Мать говорила, когда падает звезда, нужно загадать желание, и оно обязательно сбудется.
У него было какое-то желание, но он позабыл его, глядя на падение звезды. Он вдруг подумал, что небо могло быть гораздо больше, чем кажется, и что звезды на самом деле размером с человека. Или даже с гору. Может быть, они живые? Может быть, они разумные?
Эта мысль встревожила его. Светлые глаза уставились на звезды, глядевшие на него сверху вниз.
Женский голос разнесся по плато сабаина.
Пронзительный крик. Он наконец обратил внимание, вздрогнул и обернулся.
-- Леарза! -- кричала мать, стоявшая на пороге дома. -- Леарза, ты опять пропадаешь! Ну-ка быстро домой, мы уже отужинали!
-- Иду, -- отозвался он и быстро пошел, почти побежал к лестнице, спустился на выложенную булыжниками дорожку. Он совершенно позабыл про ужин, как частенько это делал, -- что, конечно, не прибавляло радости его матери.
-- Олух, -- сердито сказала она и отвесила ему подзатыльник, хотя и несильный: так, для порядка. Леарза наклонил голову и потер макушку. -- Сколько можно ворон считать? Кричу ему, кричу, а он что глухой: стоит себе и не слышит!
-- Я задумался, мам.
-- Ничего себе задумался, а?..
Ее ворчанье тоже было привычным, и он быстро перестал ее слушать.
Кухафа и Джарван хихикали на топчане, рассматривая разноцветные карточки. Отца не было, дедушка задумчиво курил трубку перед очагом, когда внук вошел в комнату, с неодобрением покосился на него. Дедушка Михнаф в последнее время часто вздыхал, когда разговор заходил о старшем внуке Леарзе, качал головой и бормотал что-нибудь про "непутевое молодое поколение".
Леарза подошел к младшим брату и сестре, заглянул за плечо Кухафы.
-- Знаешь, что это такое? -- спросил он. Кухафа поднял голову.
-- На карточке? Это мираж, -- ответил брат. -- Это волшебное призрачное озеро в пустыне. Путники иногда видят такие. Еще реже можно увидеть целый город.
-- А как они появляются?
-- Дедушка Михнаф говорит, эти видения насылает темный бог, -- встряла девочка. -- Он ими заманивает путешественников, чтобы они погибли!
Леарза вздохнул и покачал головой. Дедушка косился на внуков со своего места, и его светлые, в точности как у внука, глаза поблескивали из-под густых бровей. Дедушке было почти девяносто лет; он застал конец того легендарного уже теперь времени, когда среди китабов еще рождались люди с Даром. Сам дедушка Даром не обладал, но временами у него бывали сны, призрачная тень того, что когда-то заставляло других людей приходить в Китаб: Дара прорицания.
Самому Леарзе этот Дар казался достаточно бессмысленным. Он никогда в жизни вживую не видел Одаренных, но рассказов наслушался, конечно, очень много. Он знал, что Одаренные крайне редко делились своими видениями с другими, часто говорили лишь туманными намеками: это было связано с тем, что честно и открыто рассказанное видение будущего могло это самое будущее изменить, а любое такое изменение делало Одаренного безумным. Конечно, они берегли свой рассудок... Леарза думал, зачем нужен этот Дар, если ты все равно ничего не сможешь изменить?..
В любом случае, вот уже два поколения не были озарены ни единой искрой бога времени Хубала. Дедушка Михнаф жаловался, что китабы стали менее религиозными; что правда, то правда. Когда бог обходит тебя, поневоле начнешь обходить бога. Леарза бы объяснил брату и сестренке, что миражи образуются из-за перепада температуры воздуха, но в присутствии деда не стал.
***
Люди стояли у широких ворот, молча стояли и смотрели в сгущающийся мрак. За их спинами были огни сабаина; их светлые лица горных жителей встречали темноту.
В темноте что-то двигалось.
Стоявший впереди всех мужчина поднял факел.
-- С миром ли идете? -- громко спросил он.
Только тогда сиянием огня выхватило две человеческие фигуры.
-- С миром, китаб, -- прозвучал хриплый ответ. -- С миром и дурными новостями.
Они переглянулись. Перед пришедшими образовался проход, и двое мужчин в светлых нарядах по безмолвному приглашению прошли за стену поселка.
На улице никого почти не было в такой поздний час, но один из встречавших снялся с места и побежал, заглядывая в окна домов. Остывающие камни мостовой приветствовали путников своим теплом, и двое чужеземцев шли следом за высоким человеком с факелом. У человека с факелом были светло-серые глаза.
