Фиона Макинтош
«Кровь и память»
Уил соскользнул с седла. От долгой езды подкашивались ноги. Он слишком устал и потому не счал привязывать лошадь. Да и зачем, если верный конь все равно будет ждать тебя на месте. Сам он, пошатываясь, добрел до лесных зарослей, где его вырвало. Надо было срочно избавиться от проклятия, сбросить чары, впившиеся в него мертвой хваткой. Казалось, этот кошмар длится уже целую вечность. И хотя сознание, казалось, было охвачено пламенем, Уил машинально отметил, что прохладная лунная ночь слишком хороша, чтобы расстаться с жизнью именно сейчас… в очередной раз.
Он как будто ощущал прикосновение магии, овладевшей его телом несколько часов назад. Думать об этом не хотелось, но воспоминания были столь свежи, столь ужасны, что Уил не мог отогнать их от себя. На лице бриавельского генерала Лайрика мелькнула улыбка, когда недавно изгнанный из королевства воин по имени Ромен Корелди предложил — прежде чем сгинуть неизвестно где — в качестве места для ночлега заведение «Запретный плод». Лайрик моментально все понял: наемнику срочно требовалось забыть о своих злоключениях в нежных объятиях жрицы любви, и не какой-то там простой шлюхи, а красотки из самого знаменитого борделя во всей округе. Лайрик улыбнулся даже тогда, когда Ромен захотел провести ночь с женщиной по имени Хилдит. Сам он вкусил ее ласк в прошлый раз и потому не сомневался: в объятиях искусницы Хилдит его взгрустнувший попутчик забудет о своих невзгодах, пусть даже лишь на несколько часов.
Уил Тирск, словно в западне, пойманный в теле Корелди, был того же самого мнения… вплоть до момента, когда шлюха, пытаясь лишить его жизни, вогнала ему в сердце стилет. Вот только сделать это ей не удалось. Душа Уила покинула временное пристанище и переселилась в убийцу, лишив жизни ее саму.
Что ж, такое в его жизни случалось. Уилу уже довелось пережить щемящее чувство отчаяния, и все равно разум отказывался верить, что прошлое повторяется. Его вырвало, но хотя желудок был пуст, позывы не стихали. Он должен пересилить себя. Уил посмотрел на свои руки — нежные женские руки, прижатые к дереву, у которого он искал опоры, и сердито потер их о шершавую кору, словно тем самым пытался убедить себя в том, что происходящее с ним — наваждение, а не явь.
Только не думай о том, кем ты стал. Думай о том, кто ты есть, мысленно твердил он себе. Помни, кто ты такой.
— Я Уил Тирск, сын Фергюса Тирска Аргорнского, — прохрипел он чужим, непривычным голосом. Боже, как он ненавидел этот высокий женский голосок! — Я Уил Тирск, генерал моргравийской армии.
— Я жив, — произнес он, и голос на этот раз прозвучал сильнее и увереннее, как будто дух его исполнился решимости.
Он повторил эту мантру до тех пор, пока тошнота не отступила, а сведенные судорогой мышцы не оставили наконец попытки сбросить с себя колдовство. В любом случае, это невозможно. Дар, полученный от Миррен, останется при нем до тех пор, пока он не найдет способ от него избавиться.
Уил запрокинул голову к звездному небу и закричал. То был крик отчаяния, крик, лишенный всякой надежды. И это он тоже знал: сколько ни кричи на небеса, сколько ни потрясай кулаками — этим не снять колдовства, из-за которого он обречен вечно обманывать смерть. Кто бы ни покушался на его жизнь, проклятие — оно же дар Миррен — лишало жизни того, кто поднял на него руку. Уил не знал, придет ли этому когда-нибудь конец. Зато он точно знал другое — что не успокоится, пока не отыщет ключ к этой загадке.
Вспомнился Ромен Корелди, его первая жертва, и ему тотчас сделалось грустно. Теперь мертво и тело Корелди. Расставаться с телом, которое приютило его, укутало собой, стало вместилищем его жизни, было грустно. Поначалу ощущение было довольно странным, но постепенно Уил привык — дух Ромена неплохо ужился с его духом, в то время как его собственное тело, тело Уила Тирска, гнило в могиле. Они — Ромен и он сам — вскоре слились в одно целое, и вот теперь их, по всей видимости, уже трое, если считать ту женщину, чье тело стало их новым вместилищем. Теперь она служила им щитом, а они были ее страшной тайной.
Уил доковылял до ближайшего ручья. В лунном свете вода поблескивала серебром. Он приник к воде и прополоскал рог. Затем, оставаясь на прежнем месте, на берегу, дал волю слезам. Его новое тело, тело женщины, сотрясали рыдания, но горе принадлежало не ей. То было его горе, горе Уила Тирска.
— Я жив, — повторил он и, порывшись в карманах, извлек лоскут полотна, в котором лежал ключ к его жизни. Это был не простой ключ, но окровавленный безымянный палец Ромена Корелди, гренадинца, рыцаря, наемника, любовника королевы Валентины Бриавельской. Уил тайком унес его с собой из спальни в борделе и вот теперь собирался воспользоваться. Усилием воли он попытался сдержать порыв — нельзя поддаваться настроению. Действовать должно трезво, с холодным расчетом стратега. Он пошлет палец Корелди Селимусу, этому вероломному королю Моргравии, дабы убедить его, что Ромен Корелди мертв, а заодно подтвердить, что загадочный убийца выполнил порученное ему дело — в отличие от других. Этот жест позволит правителю Моргравии, гнусному тирану и предателю, пожить немного в благостном самоуспокоении. — Уил знал, что соседнее королевство Бриавель давно не дает покоя Селимусу, мечтающему повести под венец королеву Валентину. В обличье Корелди Уил помогал Валентине как можно дольше тянуть с осуществлением этих намерений главным образом путем дипломатических переговоров. Увы, тянуть дальше стало почти невозможно. Он прекрасно понимал, что коварный канат политических интриг, на котором она пыталась сохранить равновесие, когда-нибудь лопнет. Ее собственное окружение — знать и советники — неустанно подталкивали королеву к этому браку, рассчитывая на то, что такой союз наконец принесет их стране долгожданный мир и процветание. Более того, призывы к брачному единству двух монархов раздавались в обоих королевствах. В народе царило настроение радостного ожидания. Люди наивно верили, что брак двух коронованных особ породит гармонию, а их наследник объединит под своей властью обе страны.
Что ж, с точки зрения политика — логика безупречная. Когда Селимус впервые завел с ним разговор на эту тему, Уил поразился тому, какие далеко идущие замыслы лелеет юный правитель, и, главное, как он одним махом задумал положить конец взаимной ненависти и извечной вражде двух королевств. Уил тогда с готовностью согласился оказать содействие этим замыслам. Но вскоре внутренний голос предостерег его, подсказав, что намерения Селимуса далеко не столь благородны, как то могло показаться на первый взгляд. Тогда его отказ подержать замыслы короля стоил жизни его лучшему другу, Элиду Доналу, а его собственная сестра, Илена, поруганная и обесчещенная, оказалась за тюремной решеткой. Отлично понимая, что жизнь Илены теперь целиком и полностью в его руках, он согласился на поездку — в сопровождении отряда наемников — в Бриавель, где ему было поручено склонить к брачному союзу королеву Валентину.
