Роберт Артур
Колокольчик из розового хрусталя
…Все те же пыльные склянки — «Корень женьшеня», «Тигровый ус»; те же бронзовые Будды, те же безделушки из нежного нефрита. Переступив порог крохотной лавочки Сома Ки на улице Мотт, Эдит Вильямс замерла в восхищении.
— Марк, — шепнула она, — словно и не было этих двадцати лет! Как будто с нашего медового месяца здесь не продано ни одной вещички!
— Вот именно, — отозвался доктор Марк Вильямс, протискиваясь за женой по узкому проходу меж прилавков. — Не знай я, что Сом Ки умер, — решил бы, что мы перенеслись на два десятка лет назад. Как в тех фантастических сказках, которыми зачитывается наш Дэвид.
— Надо что-нибудь купить, обязательно, — сказала Эдит. — Мне в подарок на двадцатилетие свадьбы. Может, колокольчик?
Откуда-то из глубин магазина возник молодой человек. Восточные черты, узкий разрез глаз — и безукоризненный американский костюм.
— Добрый вечер. Чем могу быть полезен? Что вам показать?
— Наверное, колокольчик, — усмехнулся доктор Вильямс. — Но мы еще не решили. А вы — сын Сома Ки?
— Сом Ки-младший. Мой почтенный отец пять лет тому назад отправился навестить усадьбы предков. Я мог бы просто сказать, что он умер, — черные раскосые глаза стали еще уже, — но наши покупатели предпочитают более витиеватые выражения. Им кажется, что все это необычайно изысканно.
— А по моему, вовсе не изыскано — просто очень мило, — возразила Эдит. — Нам искренне жаль, что вашего отца больше нет. Мы так надеялись снова его увидеть… Знаете, двадцать лет назад, в наш медовый месяц, когда у нас не было и гроша за душой, он продал нам дивное ожерелье из розового хрусталя — всего за полцены!
— И уверяю вас, внакладе не остался. — Снова хитрые черные щелочки вместо глаз. — Ну а если вы хотите колокольчик — сколько угодно: и маленькие, хромовые, и обеденные, и для верблюдов, и…
Но Эдит Вильямс уже не слушала его. Ее ладонь скользнула к чему-то в глубине полки.
— Хрустальный колокольчик! — воскликнула она. — Ну не чудо ли? Розовый хрусталь — свадебный подарок, и на двадцатилетнюю годовщину — тоже!
Молодой человек предостерегающе поднял руку.
— Вряд ли это то, что вам нужно. Он разбит.
— Разбит? — Эдит осторожно стерла пыль и подняла колокольчик к свету. Изящный, безукоризненной формы грушевидный предмет покоился у нее на ладони. — Но по-моему, он абсолютно цел. Он — само совершенство!
— Я не то имел в виду, — поспешно произнес Сом Ки, который уже ничем не напоминал американца. — Он без язычка. Он не будет звонить.
Марк Вильямс взял у жены колокольчик:
— И правда, язычка нет. — Мы сделаем другой. Если, конечно, не найдется настоящий? — Она вопросительно взглянула на Сома Ки.
Китаец покачал головой.
— Мой отец нарочно его убрал. — Он помолчал в нерешительности и добавил: — Отец боялся этого колокольчика.
— Боялся? — брови Марка Вильямса поползли вверх.
Молодой человек снова замялся.
— Возможно, это прозвучит как байка для туристов, — наконец выговорил он. — Но отец в нее верил. Он верил, что этот колокольчик был выкраден из храма одной буддистской секты, где-то в горах Центрального Китая. И как многие на Западе верят, что глас трубы Святого Петра возвестит о судном дне, так и члены этой маленькой секты убеждены, что когда зазвенит колокольчик вроде этого — выточенный из цельного куска хрусталя и освященный обрядом, который длится десять лет — то всякий покойник, находящийся в пределах этого звука, восстанет из мертвых.
— Божественно! — восхитилась Эдит Вильямс. — Марк, только подумай, какие чудеса ты начнешь творить, когда он у нас зазвенит! — Она с улыбкой обернулась к китайцу: — Я просто его дразню. Мой муж на самом деле замечательный хирург.
— Я должен предупредить вас, — сказал Сом Ки. — Колокольчик не будет звенеть. Только его собственный язычок, выточенный из того же куска хрусталя, сможет заставить его звучать. Потому-то отец и разделил их. И… я рассказал вам лишь половину истории, — продолжил он, поколебавшись. — Отец еще говорил, что хотя колокольчик и побеждает смерть, Смерть все же неодолима. И когда у нее вырывают одну из жертв, она тут же заменяет ее другой. Поэтому, когда в храме колокольчик использовался по назначению — то есть когда умирал верховный жрец либо вождь — то всегда был наготове слуга или раб. Он погибал в тот же момент, как только смерть разжимала объятия и отпускала своего высокопоставленного избранника.
Сом Ки слегка склонил голову набок и улыбнулся:
— Ну вот и все. Забавная сказка? А колокольчик, если вы не передумали, стоит десять долларов. Плюс, разумеется, налог с продажи.
— Всего? Да одна ваша история стоит больше! — воскликнул доктор Вильямс. — Только лучше будет, если вы вышлите его почтой. В чемодане он может разбиться, правда, Эдит?
— Что? Почтой? — Вопрос мужа вывел Эдит из задумчивости. — Да, конечно. А что до звона — у меня он зазвенит. Это уж точно.
— Если в его рассказе есть хоть крупица правды, — пробормотал Марк Вильямс, — то лучше не надо…
Субботним утром, просматривая последние медицинские статьи в своем заваленном книгами кабинете, Марк Вильямс услышал шорох бумаги в прихожей — Эдит разворачивала посылку.
Она вошла, неся в ладонях колокольчик из розового хрусталя.
— Вот и он, Марк. Ну-ка, заставь его звучать!
Марк Вильямс взял колокольчик и потянулся за серебряным карандашом.
— Из чистого любопытства, — сказал он, — а вовсе не потому, что я верю в трогательные сказки для легковерных покупателей — ну-ка посмотрим, что из этого выйдет. Думаю, он зазвенит, как миленький.
Марк легонько постучал карандашом по выступу. Лишь глухое «дзынь» было ему ответом.
Устроившись в кресле, Эдит спокойно наблюдала, как муж пытается оживить колокольчик с помощью монеты, ножа для бумаги, стеклянного фужера… Результаты даже отдаленно не напоминали звон хрусталя.
— Если ты закончил, Марк, — произнесла она наконец с истинно женским терпением, — то дай я покажу тебе, как это делается.
— С удовольствием.
Эдит на мгновенье вышла с колокольчиком из комнаты и, вернувшись, энергично встряхнула его. Комнату наполнил чистейший хрустальный звон, такой тонкий и бесплотный, что у Марка поползли мурашки по спине.
— Боже праведный! — воскликнул он. — Как ты это сделала?
— Привязала язычок ниткой, только и всего.
— Язычок?! — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Подожди, не говори, я сам… то хрустальное ожерелье, что мы купили двадцать лет назад!
