Олег Авраменко
СОБИРАЮЩАЯ СТИХИИ
1. КЕВИН
КАНДИДАТ В ИМПЕРАТОРЫ
Когда в тринадцатый раз кряду все три кости выпали шестёрками вверх, я тихо, но в сердцах выругался. Нельзя сказать, что я был слишком суеверным человеком и меня сильно смущала чёртова дюжина в сочетании с тремя шестёрками – Числом Зверя. В конце концов, от тринадцати можно избавиться, бросив кости в четырнадцатый раз. Так я и сделал – и вновь получил три шестёрки. Настоящая мистика!
И дело тут вовсе не в шестёрках. Просто, когда я впервые воспользовался этим комплектом костей, они выпали именно в такой комбинации – случайность вполне допустимая, – но после этого уже отказывались ложиться иначе, кроме как шестёрками вверх. В ящике моего стола набралось свыше сотни самых разных игральных костей, и каждая из них, брошенная мною, выпадала только строго определённым, «своим» числом. Разумеется, я мог повлиять на неё, заставить упасть иначе – но это уже было неинтересно, никакими вероятностями здесь и не пахло. Другое дело, когда я, следуя методике, разработанной Брендоном специально для адептов, блокирую любую возможность сознательного и подсознательного влияния на кости – и получаю воистину невероятные результаты.
Я исследовал «меченые» кости и так, и этак. Исследовали их и другие, но никто не обнаружил ничего подозрительного. Кости были как кости, вели себя вполне нормально, не преподносили никаких сюрпризов... пока не оказывались в моих руках. Тогда они словно бесились и напрочь забывали о вероятностных законах. Так что не в шестёрках дело. Вовсе не в шестёрках...
Тем не менее, эти шестёрки меня раздражали. Почему они выпали именно сегодня? Почему не вчера, не позавчера, не неделю назад? Возможно, это не просто случайное совпадение... То есть, не просто очередное нагромождение невероятных случайностей.
Когда я бросил кости в двадцать седьмой раз, ко мне в кабинет вошли Дейдра и Колин. Быстро прикинув в уме, я решил, что здесь нет никакого совпадения – ни обыкновенного, ни необыкновенного. Двадцать семь – самое заурядное число... Хотя, конечно, это три в кубе, тройка на тройке, а три плюс три равно шести; к тому же сейчас в комнате нас было трое. Три человека, три игральные кости. Три в третьей степени – двадцать семь.
Чёрт! Так недолго и свихнуться...
Колин приветливо улыбнулся мне и сказал: «Доброе утро, женишок», а Дейдра обошла стол и, наклонившись, поцеловала меня в губы.
– Ты прекрасно выглядишь, Кеви. Правда, немного нервничаешь.
– Оно и понятно, – заметил Колин, усаживаясь в кресло. – Помнится, я тоже страшно переживал. Боялся, как бы в последний момент Бренда не передумала.
– Ещё бы! – неосмотрительно ляпнул я.
Колин с немым вопросом уставился на меня, затем перевёл укоризненный взгляд на Дейдру. Сестра вздохнула.
– Извини, дядя. Мне пришлось рассказать. Кеви чуть было не разуверился в идеале, когда решил, что Бренда изменяла тебе.
Колин что-то неразборчиво проворчал себе под нос, достал из кармана сигарету и закурил. Я пододвинул пепельницу ближе к краю стола. А Дейдра тем временем устроилась на мягком подлокотнике моего кресла и положила руку мне на плечо.
– Значит так, племяшки, – твёрдо произнёс Колин после двух глубоких затяжек. – Зарубите себе на носу: Мел мой сын. Мой и Бренды.
– Мы это не оспариваем, – как можно мягче сказал я.
Колин неопределённо хмыкнул:
– Что ж, ладно... Кстати, Дейдра. Мел жалуется, что ты избегаешь его. Если ты передумала, так прямо и скажи, не мучь парня.
В ответ сестра лишь горько вздохнула и потупилась. В связи с гибелью Эрика, её свадьбу с Мелом, разумеется, пришлось отложить. Однако после этого Дейдра и слышать не хотела о назначении новой даты бракосочетания.
– Понятно, – Колин сокрушённо покачал головой. – Так я и передам Мелу. Признаться, я с самого начала не верил в серьёзность вашей затеи.
И Колин, и Дейдра очень болезненно восприняли смерть Эрика. Но Колин был мужчиной, к тому же за эти полтора месяца он прожил в быстром потоке свыше двух лет собственного времени, ускоренными темпами изучая теорию виртуального гиперпространства, и уже более или менее смирился с потерей любимого племянника, который был для него скорее третьим сыном. А вот Дейдра до сих пор не могла прийти в себя – как, собственно, и Бренда, и Брендон с Бронвен, и та, чьё имя я по-прежнему избегал произносить даже мысленно. Я всегда подозревал, что Дейдра любила Эрика отнюдь не сестринской любовью, но вместе с тем считал преувеличением слова Шона о том, что, дескать, Эрик разбил её сердце. А похоже, так оно и было...
– Анхела уже битый час вертится перед зеркалом в своём подвенечном платье, – сдержанно произнесла Дейдра, нарушая гнетущее молчание. – Просто прелесть.
– Анхела или её платье?
– И то, и другое, – слабо улыбнулась сестра. – А в сочетании они просто сражают наповал. Думаю, тебе всё-таки стоит нарушить традицию и повидаться с ней хоть на пару минут.
Я отрицательно покачал головой:
– Ничего, вытерплю. Надо же воспитывать в себе стойкость и силу воли.
– А ты уже решил, что наденешь?
Я кивнул:
– Конечно, парадную капитанскую форму. Сегодня ночью смотался на Землю и купил себе новенькую. Смотрится потрясно.
– Милитарист чёртов! – фыркнул Колин. – Империалист. Мог бы уже сразу произвести себя в адмиралы. Или, того больше, изобрести новое звание – адмиралиссимус.
Я проигнорировал этот выпад, потому как не нашёлся с достойным ответом. Насчёт империалиста Колин отчасти был прав, и он, по правде сказать, уже достал меня своими плоскими, но едкими остротами. А про Анхелу и говорить не приходится. Хорошо хоть Бренда и Дейдра воздерживались от язвительных комментариев. Льщу себя надеждой, что они целиком на моей стороне.
Две недели назад, как только Терра-де-Астурия был подключена к сети межзвёздной связи, я провёл в режиме реального времени сенсационную пресс-конференцию, которая повергла в шок все без исключения планетарные правительства и разного рода международные организации, а на всех крупных биржах вызвала дикий всплеск активности на грани паники. В один прекрасный день Галактика проснулась и узнала, что такой себе Кевин Макартур медленно, но верно прибирает её к рукам. Почти сразу на меня обрушился град повесток в суд по серьёзным и не очень серьёзным, а подчас даже смехотворным поводам. Появилось и несколько десятков ордеров на мой арест – впрочем, мои адвокаты немедленно их опротестовали. Было ясно, как день, что мне не избежать судебных тяжб и многочисленных расследований моей деятельности со стороны самых разных правительственных и международных инстанций. Однако я был готов к этому и имел в своём распоряжении целую армию квалифицированных юристов. Мой любимый биржевой брокер Антон Стоич благоразумно решил переждать бурю, уйдя вместе со всей своей семьёй в подполье (только по последней моей наводке с астурийскими песо он положил себе в карман около трёх миллиардов евромарок), и оставил мне следующее сообщение: «Пит, засранец! Я думал, что ты голубой, а оказалось – коричневый».
