Петр Верещагин
Огонь жизни
(Из цикла «Книга Тьмы»)
Прощай, синева, и листва, и трава,
И солнце над краем земли,
И милые дружбы, и узы родства.
Свой жизненный путь мы прошли.
Роберт Бернс
Времени оставалось всего ничего. Семьдесят лет – как можно что-то успеть за столь краткое время?
Полосатая свеча, что отмечала срок грядущей жизни, невежливо промолчала в ответ на безмолвную жалобу. Хотя, «невежливо» – неверное слово; какое дело куску красно-белого воска до условностей, что и среди людей-то не всегда считаются важными?..
Время размышлений истекло, Хозяйка приказала возвращаться к работе. Он подчинился: подготовил для Нее подробный маршрут с указаниями, где и когда необходимо прервать жизненный путь тех, чьи почти истаявшие свечи должны были потухнуть до рассвета. Потом, когда Хозяйка удалилась совершать еженощный обход, он вернулся в Зал Света и стал собирать погасшие огарки.
Комья теплого воска неохотно покидали насиженные полки, но сопротивляться не могли – он находился здесь по праву и по праву же прикасался к этим символам ушедшей жизни. К горящей свече, символу жизни настоящей, ему бы просто так притронуться не удалось; когда-то попробовал – шрам от ожога до сих пор толком не зарубцевался. Только одна свеча, его собственная, не грозила прожечь плоть до кости, однако трогать ее – это в прямом смысле играть с собственной жизнью. Ведь погасить огонек так просто... Хозяйка со свойственным Ей мрачным юмором предупредила, что покончить с собой ему дозволено в любой момент, и это не будет сочтено желанием избежать тягот служения (но любые иные причины неявки на работу – не допускаются).
Конечно, разве можно уйти от Смерти иначе, как Ее собственным путем?
Может быть, потом он так и сделает. Может быть...
Когда-то, прорвавшись в потустороннее царство, он бросил к ногам Смерти три великих дара, потребовав взамен вернуть к жизни ту, без которой не мыслил себя живым. Смерть молча провела его сперва в Зал Света, где стояли свечи живущих, потом в Чертог Тьмы, где скапливались пуды истаявших, оплывших огарков, потом – к Озеру Огня, куда эти огарки медленно скользили под собственной тяжестью и где завершали свое существование. А затем Смерть все так же молча указала на противоположный берег озера, на который раз за разом набегали волны пламени и, отступая, оставляли на черно-лаковом песке новые свечи...
Он понял.
Или думал, что понял. Потому поднял свои дары и швырнул их в огонь, а затем хотел броситься туда и сам.
Смерть остановила его и задала вопрос.
Он ответил.
Смерть задала еще вопрос, и еще, а он отвечал снова и снова.
Потом, когда Смерть замолчала, спросил он.
...С тех пор Она и стала – Хозяйкой, потому что он остался здесь. Служба не казалась тягостной, она даже доставляла что-то... нет, не радость, не удовольствие – но хотя бы удовлетворение. Конечно, жизни это не заменяло, но он считал себя мертвым уже тогда, когда отправлялся в последний поход, когда ушел туда, откуда не возвращаются (и действительно – не возвращаются). Ему не было дел до живых. Он еще помнил, каково это – жить, и памяти ему хватало. Пока жизнь оставалась по ту сторону грани, по ту же сторону оставалось и страдание, что толкнуло его на подвиг, какого ни один из легендарных богатырей не совершал... вот только подвиг ли это? Пришел, увидел – и остался.
Остался он не потому, что идти было некуда. Один путь – в Озеро Огня – открыт всем, открыт всегда: хочешь – сам туда прыгай, хочешь – свою свечу потуши, разницы нет. Ответь Смерть иначе или не ответь вовсе... но Она ответила так, как ответила, и потому он остался.
Медленно, по капле, он собирал из озера жидкое пламя; медленно, по крошке, копил воск, не нужный более ни живым, ни мертвым. Он перебрался через огонь, чтобы достать песок цвета застывшей смолы, и достал, а потом пришлось идти еще и еще раз, потому что лишь одна песчинка из добытой горсти годилась в дело...
Хозяйка не мешала ему. В этом – не мешала.
Он не ведал, как Она раньше обходилась без слуг, но понимал, что с его появлением Ей гораздо легче стало исполнять свои обязанности. В награду за службу Она не обещала ему бессмертия, не обещала и долгой жизни, но в его роду старики редко умирали своей смертью, не перейдя векового рубежа. Так случится и с ним, в этом он еще раз уверился, глядя на полосатую свечу. С недавних пор он научился точно определять, какой кому отмерен срок. Можно сказать, опыт помог.
Опыт...
Без малого десять лет он уже зовет Смерть – Хозяйкой. Многое успел узнать, и хотя с каждым разом понимает, что знает ничтожно мало, – то, что узнать хотел, ему уже открылось. Главное. Что делать для того, чтобы сделать... то, что хочет сделать.
Накопленный опыт позволил узнать другое: сколько для этого потребуется времени.
Смерть не солгала – это возможно.
Смерть не солгала – этого может добиться и он.
Смерть не солгала – это крайне нелегкое дело, долгое, кропотливое, малейшая ошибка – и все пойдет прахом.
И теперь, глядя на то, сколько успел сделать, видя, сколько сделать осталось, и зная, что хотя впереди семьдесят лет – но что можно сделать за такое ничтожное время? – он видел, что не успеет к сроку. Сноровки не хватит, чтобы работать быстрее, а если принести из озера немного огня и добавить в пламя свечи – да, талант его возрастет, но ведь и свеча будет сгорать куда скорее...
И все же придется сделать именно так.
Наверное.
...Когда Хозяйка вернулась, он попросил совета. Нет, не «как лучше поступить» – на такие вопросы ответа Хозяйка не давала. Он спросил, можно ли... – и, не дослушав вопрос, Она ответила – можно.
Получив разрешение, он перебрался через Озеро Огня, куда бросил все, чем обладал при жизни – лицо, честь, имя, – пересек широкую песчаную полосу и отыскал среди скал кусок черного камня, который был достаточно мал для переноски и достаточно велик для обработки. Вернувшись назад, он взял со скальной полки свою свечу, пристроил так, чтобы тени падали только по бокам, посадил на тлеющий фитиль три капли свежедобытого пламени и вызвал в памяти нужный образ.
Кровь понеслась по жилам с небывалой скоростью, унося месяцы и годы жизни, но он не чувствовал этого – камень, воск и пламя в его руках соединялись и меняли форму, обретая нужные очертания. Еще один штрих, еще одна деталь, теперь это перенести сюда, а эту искорку сюда...
– У тебя осталось менее одного дня, – раздался за спиною голос Хозяйки.
Он не обернулся, добавляя последние штрихи. Пальцы его утратили силу и гибкость, но ни силы, ни гибкости завершающие движения не требовали. Здесь нужны были точность и осторожность. А этого пока хватало.