Тихомирова Лана
Театр Говорящих Пауков Кукбары фон Шпонс
"Когда я жил в г. Кировограде и ранним зимним утром шёл на тренировку по лёгкой атлетике, я увидел красивую молодую женщину. Она шла в белой ночной рубахе, с распущенными развевающимися волосами, совершенно босая. Она шла быстро и грациозно. "Эй, пацан, пацанёнок!" — крикнула она мне. Я понял, что она безумна. Спустя годы я смог поставить ей диагноз, но до сих пор загадка притягательности безумия для меня не разгадана".
Отрывок из автобиографии Максима Валериановича Кучеренко.
"Психиатрия — самая бесчеловечная наука о человеке".
М.В. Кучеренко.
Летняя практика в лучшей клинике города — мечта для начинающего психиатра почти двадцати лет отроду. Моя мечта можно сказать. От дома до стационара всего полчаса. Меж тем я на практику отправляюсь одна, что несколько напрягает. Очень приятно, когда с тобой подруги, а вот одной страшновато.
Район стационара оказался очень милый — от большой правительственной трассы вниз с холма, кругом деревья, кусты и трава, а впереди промышленная зона. Я прошла сквозь двор поликлиники и пересекла маленькую дорожку, которая кончалась возле ворот обозначенных, как "Стационар по лечению профессиональных заболеваний (номер был заляпан) при МВТРПЗ отделения психиатрии и венерологии".
МВТРПЗ — это завод, это я знаю, но что такого могут производить на заводе, что профессиональные заболевания касаются психиатрии и венерологии??? Надо будет уточнить, может быть, это просто два отделения, а другие находятся где-то еще?
Я подошла к приемной отделения психиатрии, громадного здания цвета слоновой кости. В приемной было тихо, за столом дремала какая-то медсестра.
— Простите, пожалуйста, — попыталась разбудить ее я, — мне нужен доктор Чех.
— А? — сестра "продрала" глаза и мутно на меня посмотрела.
— Мне нужен доктор Вальдемар Октео ван Чех.
Сонный непонимающий взгляд.
— Господи Боже, — я начала злиться, — Вальдемар ван Чех здесь работает?
— Да, — нетвердо кивнула медсестра, — Валя здесь работает.
— А где я могу его найти? — спросила я.
— Я вас проводить не смогу, а без провожатого нельзя. Щас я его позову.
Она взяла телефон, набрала какие-то три цифры и сказала:
— К доктору Чеху на практику… Ну, к Вале да… — она положила трубку.
— Сейчас он спустится, посиди пока.
Я села на жесткую банкетку. Вот тебе и раз! Не уважаемый Вальдемар Октео ван Чех, а просто Валя. Да и медсестра странная какая-то… Внутренний психиатр вычислил паранойю и тут же задушил.
По коридору шел вперед странный субъект. Вытянутое лицо, которое лепили только ради того, чтобы сделать карикатуру на кого-то из родителей, было страшным. С другой стороны не всем нам быть красавцами! Черты лица были утрированы, скулы сильно выражены, губы как-то странно выгнуты, изо рта со страшной силой лезли огромные зубы.
Он был в халате и шапочке, шел уверенно, спину держал прямо и оказался очень высок ростом. Из-под шапочки торчали уши-лопухи.
Я поспешно поднялась ему на встречу. Медсестра снова храпела на посту.
— Вы к доктору Чеху? — спросило чудище, брызгая слюной.
— Да, — еле выдавила я.
— Следуйте за мной, я вас провожу.
Как хорошо, что это не сам доктор Чех, а то видеть каждый день эту образину… Фу!
Мы шли по длинному коридору первого этажа, кругом стояла плотная тишина.
— У вас всегда так тихо? — спросила я.
Мой провожатый резко дернулся и отскочил к стене, огромными глазами он посмотрел на меня, потом заозирался и, вроде как успокоился.
— Да, — коротко ответил он, навешивая шапочку обратно на уши.
Я порядком струхнула. Что же здесь за больные, если такие доктора нервные?!
— Хе-э-э-эй, — раздался из-за угла голос. На нас выскочила дама, одетая во все черное. Рыжие волосы развивались, как змеи на голове медузы Горгоны. В руках был длиннющий хлыст.
Я спряталась за доктора, и решила, что сейчас он будет защищать меня от разбуянившегося психа.
— Отойди от него, девочка, — сказала женщина в черном.
Я невольно отпрянула. Больная (а вряд ли она была здоровая, по крайней мере, я бы слишком удивилась, если бы она и оказалась врачом) щелкнула хлыстом, мой провожатый как-то съежился.
— Плохой паук, плохой, — ругалась женщина, — в клетку, а ну, в клетку.
Провожатый быстро побежал куда-то, вглубь коридора.
— Извините его, пожалуйста, он не совсем еще привык, все мнит себя врачом, — сказала она, поправляя волосы и собирая хлыст, — ваш доктор сейчас придет. Вам не надо ничем помочь?
— Н-нет, — выдавила из себя я.
— Ну, хорошо. Вы новенькая? О вас много говорили. Слушайтесь и никому не доверяйте, кроме доктора Чеха и меня, — мило улыбнулась она.
— А вы кто?
— Со мной вы еще познакомитесь. Меня доктор Чех всем показывает, — она расхохоталась и, видимо, в порыве чувств, раскрутила хлыст над головой.
— Какого лешего?! — за ее спиной возник дюжий мужчина.
Голубые круглые глаза стали еще более круглыми, когда он заметил меня, дрожащую и бледную. Он бросился к женщине с хлыстом, быстро заломил ей руки и отнял хлыст.
— Вот, где ты их берешь?! — басовито ругался он, — А ну, отдай. Отдай, кому я сказал!
Она неохотно отпустила хлыст и расслабилась.
— Все, давай дуй к себе.
Женщина молча ушла.
— И оденься нормально! — крикнул ей вслед мой спаситель.
Я села на корточки и спиной оперлась на стенку.
— Ну-ну, милая, давай, вставай. Я — Вальдемар Октео ван Чех.
— Правда? — спросила я.
Доктор раскрыл рот и басом засмеялся. Смех был приятный, басовитый, белозубый. Он откидывал голову и отклонялся корпусом назад.
— Ну, насмешила, — утирая слезы, сказал он, — идем, бедолага. Тебя, как зовут?
— Брижит Краус дер Сольц, — ответила я с запинкой, потому что то, как назвали меня мои родители еще надо выговорить и я подзабыла свое имя с перепуга.
Мы поднялись на третий этаж, дошли до ординаторской. Доктор Чех галантно пропустил меня вперед, хотя я зашла неохотно и с боязнью.
— Садись, здесь ты в полной безопасности, — сказал доктор и с размаху плюхнулся в большое черное кресло, достал из ящика коньяку и пару рюмок. Он налил коньяк по рюмкам и одну пододвинул мне.
— Я не пью, — сказала я.
— Давай, пей, профессия обязывает.
— Но он клопами пахнет!
— Тебе налить водки?
— Нет, лучше коньяк, — согласилась я.
— За знакомство! — провозгласил доктор и, белозубо улыбнувшись, подмигнул мне. Коньяк оказался противным и вдобавок был изрядно разбавлен спиртом.