Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт

Ширли очень не хотелось возвращаться в родительский дом в Эрании-Далет, который она уже давно не ощущала домом. Ей хотелось попросить отца отвезти её в Меирию, в общежитие. Но под свирепым взором домашних дубонов она даже не осмелилась заикнуться об этом. Задремав, она не заметила, как братья попросили отца остановить машину, не доезжая до Эрании-Далет, и, окинув грозным взглядом всю семью, растворились в ночи. Моти проворчал им вслед: «И чего надо было шум поднимать, что мама садится рядом с ними — из-за пяти минут езды…». Спящую Ширли Моти привёз домой.

В полудрёме, плохо понимая, где она, и что с нею, Ширли выбралась из машины, прошла через салон, затем сразу же, никому ни слова не говоря, поднялась в себе, скинула одежду прямо на пол и нырнула в постель, даже не заходя в душ. Но долго ворочалась, ныряя в сон, снова выныривая. Перед глазами колыхался портрет Ашлая Рошкатанкера в широкой угольно-чёрной витой рамке. Лицо Ашлая и более всего — охватывающая его зловещая чёрная рамка вызывали у неё необъяснимый ужас, а в уши назойливо лезли голоса то братьев, то Мезимотеса, то Офелии, то Тумбеля. И, что ужасней всего, звуки силонофона, которые, казалось, опутывали её голову, сбивая дыхание. Она стонала во сне и сбрасывала с себя тоненькое одеяло, потом снова натягивала. Под утро девушка провалилась, как в яму, в глубокий, душный сон.

Ей снился кошмар: идёт охота за братьями Дорон… Арпадофель стремительным колобком перекатывается по утонувшим во мгле улицам Меирии… И тут же на тускло-желтовато-сероватое небо выплёскиваются полчища… якобы её, Ширли, весёлых облачат… Но они нисколько не похожи на её весёлых облачат — этим больше подходит название ухмыляющиеся тучи!.. Тумбель сияет приторно торжествующей мерзкой ухмылочкой, от которой его широкая рожа ещё шире, вонючим матрасом возвышаясь над крышей своей машины модного цвета болотной трясины… Его молчание — вязкая, засасывающая тишина. Во сне Ширли явственно слышит рокочущий басок Ирми, несколько раз повторивший: фелио-эффект… По обе стороны от Тумбеля — близнецы Блох в новенькой с иголочки форме дубонов… Они ловко запускают спиральных змей, которые завиваются кошмарным винтом, фанфарисцирующе завывают, прорывая вязкую тишину, и почти настигают близнецов Дорон. Те от них пытаются спастись на руллокатах, ловко лавируя от тротуара к тротуару. Вслед им несутся ввинчивающиеся в мозг звуки силонофона, запускаемые её братьями и похожие на длинных спиралеобразных серых, жёлтых, а под конец совсем уж омерзительных молочно-белёсых змей. В процессе погони они с противным силонокулл-фанфарическим визгом то сворачиваются в тугой клубок, то стремительно, резким броском, разворачиваются. Близнецы Дорон оборачиваются, явно через силу ухмыляются, и в ответ Шмулик выдаёт громкий пассаж на новеньком серебристом угаве. В глазах Рувика отчаяние, его не может скрыть озорная ухмылка… Фанфарисцирующие змеи отстают… Ширли пытается отыскать Ноама, но его нигде нет… В отчаянии она хочет бежать куда-то, искать его, но тело её сковано — ни пошевелиться, ни закричать. Она понимает, что кричать нельзя, чтобы не выдать себя, а главное — Ноама. Неожиданно он появляется откуда-то сбоку, словно бы паря над трассой погони, и на лице его, в больших чёрных глазах застыл ужас. Ширли видит: Галь поднял глаза, в них вспыхивает торжество, смешанное со злобной яростью. Он ловко запускает в парящего Ноама очередную винтообразную змею, испускающую зловещее свечение вместе с пронизывающим пассажем силонофона. Под оглушительный грохот ботлофона змея обвивает юношу, а он отчаянно пытается сбросить её с себя… Ширли делает движение, чтобы кинуться на брата и вырвать у него из рук лассо-змею, беззвучно кричит… — и выныривает из ночного кошмара, опустошённая, дрожа от ужаса и отчаяния. По лицу текут слёзы, она давится рыданиями…

Повернувшись на другой бок, она проваливается в очередной кошмар, в котором погоня за близнецами Дорон продолжается. Те же гигантские спирали, завывающие силонофоном… а меж ними — ухмыляющиеся… да! — силонокулл-тучи, издевательская стилизация под её весёлых облачат: она такого никогда не рисовала!..

На улицу, по которой несутся близнецы, вслед за очередным залпом ухмыляющихся туч, опускается жёлтый полусумрак, наполненный едким туманом, в нём всё так же вьются и прыгают маленькие спиральки, туго скручиваясь, вспыхивая и превращаясь в кнопки войтеромата. Туман падает на летящих вдоль улицы Шмулика и Рувика и поглощает их… И Ноама… И их отца… И Ренану… и… и… и… в голову ввинчиваются спирали, опутывают всё её тело, увязшее в одной из силонокулл-туч — и не сбросить, не разорвать…

Ширли предполагала, что, если не выйдет уговорить отца сразу после Турнира отвезти её в Меирию, то назавтра она встанет очень рано, быстренько позавтракает и тихо попросит папу подвезти её к ульпене. Но, не успев выплыть из трясины ночного кошмара, она вдруг почувствовала, что не в силах не то что поднять голову, но даже открыть глаза — как будто на веки положили тяжёлые каменные плиты. Всё тело то горело, то знобило. Она всхлипнула и громко застонала.

К вечеру Ширли окончательно проснулась, почувствовав себя лучше, и встала. Она приняла душ, оделась, собрала свои вещи и медленно спустилась в кухню. Там сидели родители и о чём-то взволнованно переговаривались тихими голосами. При её появлении они замолкли. Девочка не стала ни о чём спрашивать, она вообще молчала, когда мама подавала ей ужин, равнодушно жевала и глотала, не ощущая вкуса.

Родители неловко молчали, изредка переглядываясь между собой. Потом несмело начали разговор. Ширли молчала, даже вроде не очень вслушиваясь в то, о чём они ей говорили, в чём пытались убедить. Разве что, услышав слово «Австралия», резко качнула головой. Встав из-за стола, Ширли попросила отца отвезти её в общежитие.

Это был сказано тихим голосом, но с такой твёрдостью, что Моти понял: если он не выполнит просьбу дочери, она будет добираться до Юд-Гимеля самостоятельно, — и это на ночь глядя, ещё и слабая после вчерашнего потрясения!.. Тогда окончательный разрыв с семьёй станет неминуемым. После того, что у него вышло с сыновьями, он больше всего боялся потерять дочь. Поэтому он помог ей загрузить вещи в машину, и они поехали.