Я стоял на автобусной остановке возле главного корпуса Университета. Боже, как давно это было! Учеба была окончена, и теперь можно было отдохнуть. Солнце светило ярко, но темные очки, полностью скрывающие глаза, создавали ощущение надвигающихся сумерек. Какая же это хорошая штука — темные очки. Они позволяют нам смотреть куда угодно, не думая, как со стороны выглядят наши бесстыжие глаза. Вот и тогда я нагло рассматривал выходящую из парка девушку. Зеленоглазая брюнетка в белом платье. Случайно увидев ее боковым зрением, я уже не мог оторвать от нее глаз. Сама по себе бесспорная ослепительная красота усиливалась некоторой странностью наряда. Хотя я так и не мог уяснить, в чем же все-таки состояла эта странность. Вроде платье — как платье, туфли — как туфли. Ан нет же. Что-то в них было странным.
Не скажу, что они выглядели ультрамодными или вышедшими из моды, но все же они были какие-то не такие. То же можно было сказать и о прическе. Хотя она и походила на каре, это было не каре. И, черт возьми, именно эта прическа ей подходила больше всего. На таких женщин обычно оборачиваются, но, как не странно, никто кроме меня ее похоже не видел. Правда, тогда я не обратил на это внимание…
Девушка подошла ближе, и помню, как мне вдруг неудержимо захотелось завязать с ней разговор. Но, как назло ничего, кроме банального вопроса: 'Сколько время?', на ум не приходило. А если учесть бросающиеся в глаза часы на моей левой руке, это выглядело бы мало вразумительно. И тут случилось чудо — она сама вдруг повернулась ко мне, и спросила:
— Извините, вы не знаете, как пройти на кладбище? — голос ее звучал с каким-то едва уловимым акцентом, идентифицировать который я так и не смог, хотя, в общем-то, не очень и пытался, так как содержание вопроса было более любопытным.
Я, бывало, задавал прекрасным незнакомкам и более идиотские вопросы, но чтобы со мной пыталась познакомиться такая красавица… , это было более, чем странно. Однако приятно.
— Тебе какое — русское, мусульманское или новое? — спросил я, сразу перейдя на 'ты'.
Она на секунду замялась.
— Наверно, старое русское.
— Тогда это совсем недалеко. Могу проводить, — легкий мороз пробежал по коже, когда я произносил эти слова, но я не придал этому значения.
— Это было бы замечательно, — сказала она, и мы пошли с ней кладбище.
Я задал ей какие-то вопросы о том, зачем ей кладбище и откуда она, на что услышал что-то маловразумительное, что она приехала издалека, и что ей нужно посетить могилу бабушки.
Это выглядело совершенным бредом, но ее общество было приятным. Мне всегда было непонятно, почему Смерть обычно рисуют в виде страшного скелета, от которого хочется бежать. Скорее ей следовало бы выглядеть прекрасной женщиной, за которой пойдешь на край света, пока не поймешь, что это уже Тот Свет. Ну ладно, это уже лирическое отступление, а между тем, я стал замечать странные косые взгляды, которыми удостаивали меня редкие прохожие. Причем, как не странно, именно меня.
И тут меня окликнули по имени — прямо навстречу нам шел мой бывший одноклассник. Мы поздоровались с ним, и я опять удивился, что он не замечает мою спутницу. Более того: 'С кем это ты разговариваешь?' — был его вопрос. От неожиданности я снял очки, и мороз второй раз пробежал по моей коже.. Рядом со мной никого не было. Никого. (Кроме, естественно, одноклассника.) Представляете, как я был поражен. Я тут же снова надел очки и увидел, что моя спутница идет прочь.
Вот так решается судьба. Только что я впервые столкнулся с чем-то из ряда вон выходящим, и вот это что-то вот-вот уйдет навсегда, оставив меня наедине со скучной жизнью. Я не стал ждать этого, и, попрощавшись с одноклассником, побежал вслед своей судьбе.
Я быстро догнал ее и сразу попытался обнять за талию. К удивлению, мне это удалось. Более того, на ощупь она совсем не производила впечатления мертвой или призрачной.
Впрочем, за последние четверть часа я уже начал привыкать ничему не удивляться. Я попытался глянуть на нее поверх очков, и рука, обнимающая талию, повисла в воздухе без опоры. Однако что-то все-таки мешало опуститься ей через то место, где только что была ее тело. Я снова глянул на нее через очки, и она появилась вновь.
— Зачем ты догнал меня? — в ее голосе послышались нотки сожаления, — Ты ведь понял, что я не просто экзальтированная девчонка.
— А, если не секрет, то кто?
— Самый страшный демон, — в ее устах это звучало совсем не страшно, даже забавно. Но как это часто бывает, как же обманчива была ее внешность.
— Если ты — самый страшный демон, то интересно как выглядят нестрашные.
— Пойдем со мной — увидишь, — мороз уже привычно пробежал по коже, но, тем не менее, я непринужденно ответил:
— Так иду же.
— А не боишься?
— Ну вот! Чего бояться? — я встал в позу, — Я жизнь свою в булавку не ценю.
А чем он для души моей опасен,
Когда она бессмертна, как и он…
То есть, как и ты.
— Ты цитируешь Гамлета?
— А что, нельзя? — ответил я вопросом на вопрос.
— Да нет, почему же. Просто редко встретишь человека, цитирующего Шекспира.
— А я еще и вышивать могу на машинке, — сказал я голосом кота Матроскина.
— Не сомневаюсь, — ответила она, хотя это была наглая ложь.
Может показаться странным, что я так хорошо помню наш разговор. Но если учесть, как круто изменилась после него моя жизнь (если так можно выразиться), то не мудрено понять, почему он так врезался в мою память.
Всю дорогу к кладбищу я пытался выяснить у нее, кто она, откуда, но так и не получил вразумительного ответа.
Единственным, что я выяснил, было то, что в солнечный день ее можно увидеть только в очках с сильным затемнением, и очки у меня — самые обыкновенные. (А то я уже начал вспоминать, где я взял эти очки, и не стал ли я персонажем фильма 'Они живут'.) А между тем, мы дошли до кладбища, и она повела меня к какой-то очень старой могиле с истертой надписью, в которой все же просматривались яти.. 'Странно, по ней не похоже, чтобы она умерла до Революции', — подумал я, но вышедший из могилы вихрь закружил нас и повлек в неизвестную страну, откуда обычно не возвращаются.
* * *
Очнулся я в пещере, слабо освещенной красным мерцающим светом, источник которого было трудно обнаружить. Скорее всего свет этот должен был исходить из многочисленных проходов и провалов. Но их было явно недостаточно, чтобы обеспечить даже такое скудное освещение, природой которого судя по доносившимся тяжелым испарениям должна была быть раскаленная лава.
Сама же пещера поражала своей величиной и грандиозностью. Огромные отвалившиеся от стен куски каменной породы местами образовывали чудовищные нагромождения, кажущиеся хрупкими и неустойчивыми, но вместе с тем настолько многотонными, что, случайно оказавшийся там человек неизбежно должен был бы почувствовать свою немощность перед силами, создавшими эту пещеру. Причем силами, к которым явно руку приложил какой-то непонятный нечеловеческий разум, ибо присмотревшись в ту часть пещеры, что лежала ниже, и таким образом открывалась во всей своей красе, можно было ясно видеть, что скопления циклопических обломков образуют правильные геометрические фигуры, напоминающие кабалистические символы. И в центре располагалось скала, напоминающая кресло. И трудно было не содрогнуться при одной мысли о той бестии, для которой эта скала служила креслом.
