— Велите доставить сюда любой пустой сосуд для воды, владыка, — ответил Борхе.
Йегерос прищурился. Будучи зная своих стражей в лицо — и будучи лично беседовавшим с каждым из них — он настолько хорошо их знал, что мог едва ли не читать мысли каждого из них. Его сейчас два раза назвали владыкой — безо всякого с его стороны принуждения. И это при том, что Йегерос требовал от своих стражей подчинения — но никогда не раболепствования. И сейчас он мог буквально пощупать рукой их страх. Значит, они в чём-то очень сильно провинились и боятся наказания. Но это подождёт. Раздать всем причитающееся он всегда успеет. Сейчас важно было проверить правдивость сказанного. Ибо на пришельца уже смотрели, не таясь, все присутствующие в тронном зале и, казалось, этим злили его ещё больше.
— Принести бочонок, — распорядился Йегерос. Через пару минут телохранители доставили требуемое. Азелик же подошёл к пришельцу и, мягко взяв его за руку, подвёл к бочонку и указал на него, вытянув руки в непонятном жесте. Тот хмуро осмотрел всех присутствующих в зале, и Йегерос, поймав взгляд его странных синих глаз, внезапно понял, что это существо сейчас что-то про себя решает. При этом оно постоянно оборачивалось и, казалось, постоянно чего-то опасалось. Азелик же продолжал успокаивающе что-то бормотать и похлопывать его по плечу. В конце концов он согласно кивнул, подошёл к бочонку и вытянул руки. И через несколько мгновений… из его ладоней, в самом деле, хлынул поток воды!
У Йегероса чуть не отказал рассудок. Эта вода была ни с чем не сравнима. Даже со своего места он чувствовал, насколько эта влага была не похожа на то, что им всем приходилось пить всю свою жизнь! Прохладная, имевшая ту самую неповторимую свежеть, о которой прадед советника Аламейко рассказывал своему ещё годовалому правнуку. Ту, которую он ещё застал.
Даже личная стража Йегероса не выдержала и подошла к бочонку. Но всё же сдерживались и не тянули к ней руки, хотя и бросали алчные взгляды.
— Отнести этот бочонок в родильный дом ткацкого квартала, — рявкнул вновь вставший со своего трона Йегерос, — я знаю, что этот родильный дом находится дальше всех от места поставок, и им почти никогда ничего не достаётся. Ты, — он указал на одного из телохранителей, — лично отвечаешь за эту воду! Полномочия — любые. Проследить, чтобы напоили всех беременных, рожениц и матерей с грудными детьми. За каждую пропавшую каплю воды спрос будет с твоей шкуры. Выполнять!
Телохранитель, чья зелёная кожа даже побледнела от такого ответственного приказа, кивнул и ударил себя кулаком в грудь, после чего покинул залу. Вернувшись через пару минут с четвёркой новобранцев, он закрыл бочонок заранее припасённой крышкой, запечатал её при помощи магии глиной и, покрикивая на помощников, скомандовал им взгромоздить на себя бочонок и покинул с ними тронную залу.
Дождавшись, пока воду унесут из зала, Йегерос же поднялся и подошёл с незнакомцу. Тот с интересом смотрел на то, как бочонок запечатали при помощи магии земли, а, вернее, глины, но, увидев, что к нему приближается Йегерос, снова отскочил назад и зашипел. С его стороны это было ошибочное решение, ибо прямо у него за спиной стоял второй телохранитель Йегероса, который не смог удержаться от того, чтобы не кольнуть своим скимитаром забавного пуири в хвост. Несчастный пуири снова отскочил и, увидев свободный угол, метнулся туда, шипя с ещё большей злобой.
— Гунрам! — рыкнул Йегерос.
— Простите, владыка, не сдержался, — виновато ответил телохранитель, любивший подобные забавные розыгрыши. И обычно ему всё сходило с рук, ибо Йегерос знал, что слишком у многих детство кончилось слишком быстро. Слишком рано у них отняли игрушечные сабли и вложили в руки сабли настоящие. Но не в этот раз.
— Не очень-то любезно поступать так с тем, кто слабее тебя. Да ещё и с тем, кто только что подарил нашему городу столько воды!
К светло-красному лицо телохранителя прилила кровь. Он со стыдом кивнул и пробормотал:
— Больше не повторится, владыка.
— Надеюсь, — хмуро ответил Йегерос, — потому что за это ты три дня назначаешься дежурным по уборке в питомнике. А если продолжишь свои фокусы — будешь работать там до конца жизни. Я доступно объяснил?
— Так точно, Владыка.
К пуири тем временем снова подошёл Азелик и принялся его успокаивать. И, как ни странно, тот позволял этому шинрано находиться рядом с собой и даже хлопать по плечу. Но стоило Йегеросу к нему подойти, как он снова зашипел.
— Не бойся, я не причиню тебе вреда, — мягко сказал Йегерос.
— Бесполезно, владыка, — выдохнул Азелик, простите, нам следовало сказать сразу. Он не понимает нашей речи. Потому мы и не привели его сразу. Нашли мы его в пустыне, и неизвестно, сколько он там скитался. И чудо! Что его не нашли пустынные кочевники. Он был злой, до смерти перепуганный и голодный. Хотели мы его палкой для пуири успокоить, чтобы он нас не покалечил, а он в нас — струю воды. Мы аж обмерли, какое чудо на нас упало, какая благодать снизошла! Объяснились с ним жестами, дали поесть да привезли сюда. Тут он отъелся, отоспался, да вроде немного успокоился. Ну и мы его сюда и привели, стало быть.
— Ну да, — хмыкнул Йегерос, выслушав отчёт, возвращаясь на каменный трон и милостиво позволяя наложницам снова заняться своими пятками, — и сколько вы успели напользовать себе этого благого пришельца?
— Да совсем чуть-чуть, — сказал Азелик, — так, убедиться, что это действительно не случайность была, и что он может творить такое.
— Ну да, конечно, — снова хмыкнул Йегерос, после чего указал на Гунрама, — проверить! А ты, Аламейко, принеси нашему гостю особое кресло, чтобы он не дёргался, и заодно скипетр Тахемы притащи. Будем решать проблему языкового барьера. Ну и белые звёзды тоже захвати, нечего его мучить лишний раз. Неизвестно ещё, что он обо всём этом думает, нечего лишний раз отношения обострять.
Через десять минут пришельцу принесли то самое кресло. Оно могло в любой момент сковать своего седока по рукам и ногам, так, чтобы тот не мог пошевелиться. Чешуйчатого гостя усадили в кресло, но сковывать раньше времени не стали, чтобы заранее не пугать. Для жезла Тахемы это было не очень хорошо. Упомянутый жезл уже был в руках советника. Азелик и Борхе же бросали на стеклянный посох с огромным опалом на конце испуганные взгляды. И вполне обоснованно. Ещё двадцать минут спустя в зал вернулся Гунрамю.
— Ну и? — спросил Йегерос.
— Семейство Азелика — три котла на восемьдесят вёдер — отрапортовал Гунрам.
— Недурно, — хмыкнул Йегерос, — но для семьи с двумя детьми — не так уж и жадно. А Борхе?
— Пять кадушек на сто двадцать вёдер, владыка, — выдохнул Гунрам и сумел сдержаться, чтобы не бросить на жёлтого стража гневный взгляд.
— Ничего себе, — присвистнул Йегерос, после чего снисходительно посмотрел на задрожавшего Борхе, — впрочем, ты, дружок, никогда не мог вовремя остановиться. Тебе уже даже один раз пасть за это порвали, но, видно, тебя даже смерть уже не исправит. Что ж, вот и донор для жезла Тахемы. Начинайте.
Аламейко щёлкнул пальцами, и из кресла вырвались стальные путы, тотчас скрутившие чешуйчатого гостя. Он в страхе начал вырываться, но Аламейко подскочил к нему и сунул под нос белый порошок. Ящер тотчас обмяк, хотя взгляд его оставался ясен, и он с испугом смотрел на происходящее.
— Не бойся, — Аламейко приложил руки к сердцу, после чего ласково погладил пленника по голове, — мы не сделаем тебе больно. Тебе не сделаем, — веско добавил он, оборачиваясь. Двое телохранителей уже подтащили к креслу Борхе. Тот скулил и вырывался, хотя, судя по взгляду, уже и понимал, что пощады не будет.
— Жадность, друг мой, никогда не была и не будет добродетелью. Пора бы тебе это уже понять, — ласково сказал он желтокожему янрано, прислоняя посох к его голове. Тот жалобно закричал, пытаясь вырваться, но его держали крепко. Целых две минуты жезл Тахемы заряжался от мозга янрано, пока опал не стал насыщенно-жёлтым. Обмякшее тело Борхе сразу унесли, а Аламейко, не теряя времени даром, положил жезл на голову гостя. При этом он внимательно следил за его зрачками. И, судя по тому, что они даже не расширились, больно ему не было, может, слегка неприятно. Всё-таки отличная штука, эти белые звёзды, хоть и запрещённая, но изредка, да в нужных целях, чтобы безболезненно провести подобное — вещь очень действенная.
