«Как с Дзиртом До'Урденом», – подумала Сос'Ампту. Она смотрела на Шакти Ханцрин с добродушным выражением на лице, намеренно подавляя рычание.
Так много еретиков...
– Ты встречалась с нашим союзником? – спросила Квентл Ивоннель, когда они остались одни.
– Да.
– Ты же не знала об этом нападении на Богохульство? Как ты думаешь, его совершили ради выгоды?
– Я ничего о нем не знала, – сказала Ивоннель. – Скорее всего на Богохульников напали, чтобы просто снискать благосклонность Ллос.
– Бывшие драуки нашего Богохульства грозны, – сказала Квентл.
– И закалены, – согласилась Ивоннель. – Многие провели столетия в Бездне. Я уверена, что они не боятся ничего, что может с ними случиться в этом мире. И они ищут битвы. Большая женщина, Мал'а'восель, была их предводителем, когда они были драуками на службе у Матери Жиндии. Похоже, теперь она не меньше рвется в бой. Полагаю, даже больше, потому что теперь она может обратить свой гнев против сил своего вечного мучителя.
– Что мы сделали? – спросила Квентл, качая головой, вопрос, который и она, и Ивоннель задавали много раз с тех пор, как они создали магическую паутину, чтобы рассеять проклятие.
– То, что мы должны были сделать. И это хорошо, потому что они нам понадобятся, и очень скоро, – объяснила Ивоннель. – Похоже, что Мать Жиндия готова начать войну.
– Дом До'Урден? – сказала Квентл, предполагая цель. – Это то, что Къернилл открыла тебе?
– У нас есть три ночи.
Глава 3
Что такое любовь?
Ивоннель Бэнр, лежа на кровати, пыталась разобраться в окружающем мире и соотнести опыт своей уникальной жизни с опытом окружающих. Она жила в физической форме женщины-дроу всего шесть лет, но в ее голове хранился опыт двухтысячелетней. С помощью магии она состарила физическое тело, сделав его взрослым. А также изменила внешность на ту, которую желала, вплоть до лавандовых глаз, сделанных в честь храброго следопыта, который так сильно заинтриговал ее: Дзирта До'Урдена.
Но что же она упустила? Даже с воспоминаниями Ивоннель Вечной, месяцами ментальных тренировок под руководством этого ужасного иллитида, чего она не понимала? Чего она не знала о дроу, которые сейчас окружали ее?
Уже долгое время она пыталась найти ответы в воспоминаниях, данных ей иллитидом, но откровения, которые она находила, неожиданно показали ей больше невежества, чем знаний. Киммуриэль провел ее и Квентл сквозь их воспоминания способом, который развеял накопившуюся нечувствительность к преступлениям и грехам, которые вели Ивоннель Вечную по ужасному пути. Так он случайно раскрыл Ивоннель ловушку, в которую попадает память без учета перспективы и надлежащего контраста окружающего мира.
Как она могла по-настоящему понять силы, которые держали ее собратьев-дроу из Мензоберранзана в рабстве, если она не могла по-настоящему понять или оценить обучение, особенно их воспитание, которое создало искаженную и порочную перспективу?
Она родилась с полным сознанием. Она подумала о своих первых днях жизни в этой физической форме, когда она сосала грудь Минолин Фей, когда была беспомощна и находилась на руках своей матери.
Своей любящей матери?
Чувствовала ли она когда-нибудь любовь матери?
Ивоннель вспомнила, что ее тезка испытывала, но это было настолько далеким воспоминанием, что ей потребовались бы огромные усилия, чтобы полностью восстановить их в памяти и помочь разгадать загадки. И даже если бы ей это удалось, она не была уверена, что это окажется актуальным сейчас, ибо дроу из Мензоберранзана – нынешнего Мензоберранзана, а не того, в котором юная Ивоннель Вечная жила около двух тысячелетий назад – были воспитаны совсем по-другому.
В сегодняшнем Мензоберранзане Леди Ллос присутствует всегда, особенно в самые ранние часы, дни и недели жизни. Все хорошее приписывается ей, а все плохое считается оправданным наказанием для тех, кто не ценит и не любит ее по-настоящему.
Любовь.
Это слово прозвенело у нее в голове. Была ли любовь в Мензоберранзане, кроме исповедуемого обожания Ллос?
Была ли в Мензоберранзане радость, кроме жестокого удовлетворения от победы над врагом?
Самое близкое, что молодая Ивоннель могла представить на личном опыте, было в образе еретика с лавандовыми глазами, с которым она повстречалась. У нее было тело взрослой женщины, и она не могла отрицать влечение, которое испытывала к Дзирту. Она знала, что это было больше, чем похоть. Ее влекло к нескольким дроу за последние пару лет, а также более чем к одному человеку, включая Кэтти-бри, жену Дзирта!
Но с Дзиртом это было больше, чем физическое желание. Гораздо больше. Ивоннель хотела узнать его физически, эмоционально, интеллектуально. Ивоннель хотела поглотить его, каждую частичку. Воспеть его мужество, решительность, верность… и все такое. Она хотела сделать его лучше и ни на мгновение не сомневалась, что он сделает ее лучшей и более совершенной дроу.
Была ли это любовь?
Она не знала, в немалой степени потому, что, исследуя воспоминания старшей Ивоннель Вечной, она не смогла найти ничего – вообще ничего! – что намекало бы на понятие любви.
Она знала, что оно было в глазах Дзирта и Кэтти-бри, когда они смотрели друг на друга, в нежности, когда они целовались, и уважении, когда спорили. С ее стороны было бы очень по-ллосски просто убрать Кэтти-бри с дороги, безжалостно и скрытно, и сделать Дзирта своим, но идея не смогла по-настоящему укорениться в мыслях и сердце Ивоннель. Она никогда не смогла бы сделать что-то подобное! Не из-за безнравственности такого убийства, а просто потому, что как она могла утверждать, что любит, если причиняет такую боль?
Так что да, призналась она себе, лежа на мягкой кровати в своей комнате в Доме Бэнр. Да, в лавандовых глазах Дзирта До'Урдена она познала любовь.
И это была прекрасная вещь.
И даже если она не могла исследовать ее с ним сейчас, и, возможно, никогда не сможет, это было прекрасно.
Освобождение.
Источник радости.
Она не видела этого в тех, кто окружал ее здесь в Мензоберранзане. Ни в глазах Велкриста и Квентл.
Ни в глазах Громфа и Минолин Фей, которые вместе создали ее.
Ни в глазах Минолин Фей, когда она прижимала Ивоннель к груди?
Неожиданный всплеск эмоций поднялся внутри женщины в этот момент ужасного откровения, такой уровень печали, о котором она и не подозревала. Ей было любопытно, и она была в замешательстве, и злилась, очень злилась.
На нее была надета лишь простая шелковая ночная сорочка, определенно не подходящая благородной особе Дома Бэнр для появления на публике, но она даже не захватила халат, когда скатилась с кровати и бросилась к двери, а затем в коридор. Не говоря ни слова, она прошла мимо нескольких патрульных часовых, не обращая внимания на их шокированные выражения лиц и на то, как они отступили в сторону и вжались спинами в стены, словно пытались слиться с камнем, чтобы убраться с пути.
Она подняла руку, чтобы постучать в дверь Минолин Фей, но затем передумала и наложила на дверь заклинание открытия. Дверь влетела внутрь с такой силой, что громко стукнулась о дверные косяки, вделанные в стену и закачалась на петлях. Она увидела, как на другом конце большой комнаты занавески балдахина над кроватью Минолин Фей затрепетали от суматохи, вызванной тем, что женщина спряталась за ними.
Ивоннель вошла в комнату. Сдерживая возмущение тем, что ее так обманули в самых важных моментах любви, которые кто-либо мог знать, она вложила эмоции в следующее заклинание и получила удовлетворение от силы захлопнувшейся за ней двери. И еще больше удовлетворения от того, что Минолин Фей так явно пряталась за тканью.
– На нас не нападают, дура! – крикнула Ивоннель, когда услышала, как женщина-дроу, ее мать, произносит защитное заклинание. – Это всего лишь я, Ивоннель. Твоя дочь.
Кровать затихла, затем полог, обращенный к двери, отодвинулся, и оттуда выглянула Минолин Фей.
