Он вышел к маленькому, словно игрушечному каменному мостику, изогнутому, как спинка рассерженной кошки. Мостик уводил на крошечный круглый островок с краю пруда. На входе стояли тории – яркие красно-оранжевые ворота без створок. Потапов на экскурсии узнал, что такие красные ворота – это знак святилища синто. Синто – это удивительная японская религия. Японцы верят, что в любом камне, дереве, ручье, цветке, муравье живут ками – нечто среднее между духами предков и богами. Японцы их любят и почитают совершенно по-родственному. Ещё в Японии верят в Будду, но в буддизме столько ответвлений, что Потапов даже и не пытался разобраться. Будда и Будда, и хорошо. А ками – это было понятно.
Ещё на острове стояли каменные фонари, похожие на башни с окошком, и длинные низкие, по колено, сооружения – то ли домики без передней стены, то ли ящики, поставленные на бок. В них сидели маленькие каменные божки с детскими лицами. На весёлых божках надеты вязаные шапочки – чтобы не замерзли ночью, ноябрь всё-таки, а они маленькие. И что-то вроде белых слюнявчиков с оборочкой, какие повязывают младенцам, чтобы не запачкались во время еды. Еду тоже не забыли – в игрушечных тарелочках нарезаны овощи, фрукты, сладости.
– Это их маленькие боги, – сказал Франсуа. Потапов даже вздрогнул – не заметил приятеля, стоявшего за красным столбом тории. – Японцы ухаживают за ними, как за родными. Смешно, правда? Эх, мон ами Потапп, видел бы ты статуи Люксембургского сада, когда их осыпает золотая листва октября!
– Эти тоже хорошенькие, – заступился за божков Потапов. – Здесь очень красиво, куда лучше, чем в том сухом знаменитом саду. Надо посоветовать Амэ-но-ано пересадить часть роз в сухой сад на те участки, где мох. А по бордюру пустить какие-нибудь анютины глазки. Позитивненько так.
– Ты варвар, мон ами Потапп, – усмехнулся Франсуа. – Кстати, о варварах. Тебе не кажется, что наш ковбой Джек Кецаль – не настоящий?
– В каком смысле? – захлопал ресницами Потапов.
– Ну, он слишком разряжен под киношного американца. Джинсы, клетчатая рубаха, ковбойская шляпа стетсон, жевачка, попкорн. Все драконы ходят неодетые, разве что шарф да шапку наденут, когда холодно. Или вот ты платочек надел – красиво, я, пожалуй, тоже свой достану, мне такой же подарили. А этот американец… мон дье, мне кажется, он переодет! И где его хвост?
– В джинсах, – предположил Потапов. – Расплющенный.
– Приглядывай за ним, дружище, – зевнул Франсуа. – Я бы и сам… но мне лень. А что дальше по программе?
– Обед, – заулыбался Потапов. – Потом экскурсия в Золотой Павильон Кинкакудзи. А вечером – любование луной.
– И попытка выманить чудовище из пруда в Тенрюдзи. Что-то тут не так.
– Тебе подозрителен Кецаль? Я знаю, что делать! – воскликнул Потапов. – Завтра нас обещали повести в онсен, в баню по-японски. Не полезет же Кецаль в ванну в джинсах и шляпе! Вот мы и посмотрим, он это или не он.
– Отличная идея, мон ами! Хорошо иметь три головы – хоть одна да придумает нечто гениальное, – одобрил Франсуа. – Интересно, наш китайский друг будет принимать ванну с жемчужиной?
– Конечно, – кивнул Потапов. – Он с ней не расстаётся.
Он ошибался, но пока этого не знал.
Глава 10. Тайна ночных бульков
Длинный день подходил к концу. Остались позади непостижимый Рёандзи, милые божки в вязаных шапочках, изысканный Золотой павильон, пруд с камнем «Уплывающая черепаха» и камнем «Приплывающая черепаха», в которых Потапов никак не мог опознать черепах. Драконы набились в автобус и переговаривались, обсуждая увиденное. Жемчужина вела себя очень буйно, она вырвалась из лап Цзяна и летала по салону, стараясь стукнуть какого-нибудь дракона. «Она ещё маленькая, – извинялся за неё Цзян. – Она не умеет прилично себя вести. Она перевозбудилась от такого количества впечатлений, бедняжка». Потапов почесал фингал под левым глазом правой головы, который ему поставило шустрое сокровище, и сказал:
– Приманку-то приготовили? Ну, этот… футбольный мяч, покрашенный белой краской.
– Да, конечно, – кивнул Амэ-но-ано. – Я ночью красил. Она сохнет в павильоне для медитаций. Когда пойдём любоваться луной, заберём.
– Да чтоб тебя бизоны съели! – воскликнул Кецаль, которому жемчужина влепилась прямо в нос. – Цзян, уйми свою цацку, а не то я застрелю её!
– Оружие сдано при въезде на территорию конгресса, – возразил Цзян.
– У настоящего мужчины всегда найдётся, из чего пристрелить наглую бижутерию, – проворчал Кецаль.
– Это всё же странно, вы не находите? – сказал лорд-дракон. – Жемчужины как правило не летают по автобусу. Это неприлично. В нашем клубе это не принято.
Кецаль показал жемчужине язык. Та обиделась и кинулась на нехорошего дяденьку-дракона, но промахнулась.
– Ой! – воскликнул Потапов, которому жемчужина вмазала в правый глаз левой головы. – Ещё немного, и мне нечем будет любоваться луной – глаз не останется. Хорошо, что у меня шесть глаз, а не два. Повезло.
– Вы правы, Потапов-сан, во всём надо видеть хорошее, – сказал Амэ-но-ано.
– А вот не надо дразнить жемчужину, – проворчал Цзян. – Кецаль её нарочно дразнит.
– Мы приехали, – сказал Амэ-но-ано. – Уважаемые господа делегаты, теперь мы все идём к павильону любования луной. Я приношу свои извинения, это не совсем правильный павильон. Мы находимся в монастырском саду Тенрюдзи, а в монастырских садах дзен всё было приспособлено для медитации, для постижения сути Сущего, а не для такого суетного действия, как любование луной, цветами и так далее. Павильоны для любования луной строили обычно в садах знати, начиная с периода Нара (710–794 гг.) и Хайян (794 – 1155 гг.). В те давние времена изысканные аристократы ввели обычай любования луной (цукими) в пятнадцатый день восьмого месяца по лунному календарю. Считалось, что именно тогда луна самая красивая. В этот день до сих пор готовят цукими-данго – белые рисовые колобки, круглые, как луна. И украшают павильоны для любования луной колосками мисканта, символизирующего процветание. Место, откуда любуются луной (веранда или беседка) называется цукими-дай. Прошу прощения за это невольное поучение, я увлёкся. Конечно, сегодня 15 ноября, а не пятнадцатый день восьмого лунного месяца. Но мы хотели показать уважаемым гостям нашу прекрасную японскую луну. И мы сделали слабую копию знаменитого Павильона для любования луной из императорской виллы Кацура.
– Ну да, без павильона мы бы луну не увидели, – проворчал Кецаль. – Что за дикий народ! Чтобы увидеть луну, им надо построить специальный домик!
– Многоуважаемый Цзян Фу-Тсан-Лун, я приношу глубочайшие извинения, – поклонился Амэ-но-ано. – Но ваша многоуважаемая жемчужина ведёт себя слишком активно. Она помешает остальным расслабиться и насладиться созерцанием луны. Не буду ли я слишком дерзок, если попрошу усмирить её как-нибудь на время любования луной?
– Я тоже приношу свои глубочайшие извинения, многоуважаемый Амэ-но-ано, – Цзян тоже поклонился. – Но я не знаю, как это сделать. Лучше я уйду и погуляю с ней в саду, чтобы не мешать уважаемым делегатам.
– Ни в коем случае! – ужаснулся Амэ-но-ано. – Это нарушит вашу гармонию!
– Ребята, а может, её спрятать в какую-нибудь коробочку или засунуть в мешок? – предложил Кецаль. – У моей сестры была канарейка, так она засыпала, когда ей на клетку накидывали платок. Она думала, что настала ночь. Впрочем, ночь уже настала. Ух, ну и луна! Даже у нас в Америке такой толстой луны нету!
– Не смотрите, не смотрите! – заторопился Амэ-но-ано и даже развернул Кецаля спиной к луне. – Вот сядем в павильоне, тогда и любуйтесь.
– У кого-нибудь есть платок? – спросил Кецаль.
– У меня, – и Потапов размотал с левой шеи подаренный платочек с кленовыми листьями. – Давайте её завяжем.
И потянулся к жемчужине. Цзян отстранил его, взял платок, сам набросил его, завязал узлы.
