– Сейчас – нет, – признался я.
– Я думаю, что не надо придумывать лишних сущностей, – объяснил Лас. – Все, что человек может, давно уже известно. Если бы люди могли читать мысли, левитировать и прочую ерунду творить – имелись бы тому свидетельства.
– Если человек вдруг овладеет такими способностями, то он будет таиться от окружающих, – сказал я и посмотрел на Ласа сквозь Сумрак. – Быть настоящим Иным – значит вызывать зависть и страх окружающих.
Ни малейшего волнения Лас не обнаружил. Только скептицизм.
– И что же, чудотворец не захочет любимой женщине и детишкам такие же способности обеспечить? Постепенно они бы нас вытеснили как биологический вид.
– А если особые способности не передаются по наследству? – спросил я. – Ну или не обязательно передаются. И другому их передать тоже нельзя? Тогда будут независимо существовать люди и Иные. Если этих Иных немного, то они будут таиться от окружающих…
– Сдается мне, что ты ведешь речь о случайной мутации, которая приводит к экстрасенсорным способностям, – рассудил Лас. – Но если эта мутация случайная и рецессивная, то никакого интереса для нас она не представляет. А вот титановые кости уже сейчас можно вмонтировать!
– Не надо, – буркнул я.
Мы выпили. Лас мечтательно произнес:
– Все-таки есть что-то в нашей ситуации! Огромный пустой дом! Сотни квартир – и в них живет девять человек… если вместе с тобой. Что тут можно творить! Дух захватывает! А какой фильм можно снять! Вот представь себе клип – роскошные интерьеры, пустые рестораны, мертвые прачечные, ржавеющие тренажеры и холодные сауны, пустые бассейны и затянутые пленкой столы в казино. И по всему этому великолепию бредет молоденькая девочка. Бредет и поет. Не важно даже что.
– Снимаешь клипы? – насторожился я.
– Да нет… – Лас поморщился. – Так… разок одной знакомой панковской группе помог клип снять. Его по MTV прокрутили, но потом запретили.
– А что там было ужасного?
– Ничего особенного, – сказал Лас. – Песня как песня, совершенно цензурная, даже про любовь. Видеоряд был странный. Мы его снимали в больнице для лиц с нарушениями двигательных функций. Поставили стробоскопы в зале, включили песню «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня» и позвали больных – танцевать. Они и танцевали под стробоскоп. Как могли. А потом на эту картинку мы новый звуковой ряд положили. Очень стильно вышло. Но показывать это и впрямь нельзя. Нехорошо как-то.
Я представил себе «видеоряд» – и меня передернуло.
– Плохой из меня клипмейкер, – признался Лас. – Да и музыкант… Один раз мою песню по радио прокрутили, глубокой ночью, в передаче для всяких отморозков. Что ты думаешь? Тут же позвонил на радио известный композитор, сказал, что он всю жизнь своими песнями учил людей доброму и вечному, но эта, единственная песня, перечеркнула труд всей его жизни… Вот ты вроде одну песню услышал – она плохому учит?
– По-моему, она издевается, – сказал я. – Над плохим.
– Спасибо, – грустно сказал Лас. – Но ведь в чем беда – многие не поймут. Решат, что это всерьез.
– Так решат дураки, – попытался я утешить непризнанного барда.
– Так их-то больше! – воскликнул Лас. – А протезы головы пока несовершенны…
Он потянулся за бутылкой, разлил водку, сказал:
– Ты заходи, если снова понадобится, не смущайся. А потом я тебе ключ от одной квартиры на пятнадцатом этаже достану. Квартира пустая, но унитазы стоят.
– Хозяин против не будет? – усмехнулся я.
– Ему уже все равно. А наследники все никак поделить площадь не могут.
К себе я вернулся в четыре утра. Слегка пьяный, но на удивление расслабившийся. Все-таки настолько иные люди встречаются нечасто. Работа в Дозоре приучает к излишней прямолинейности. Этот не курит и не пьет, он хороший мальчик. А этот ругается матом, он плохой. И ничего не поделать, нас в первую очередь интересуют именно такие – хорошие как опора, плохие – как потенциальный источник Темных.
Но то, что люди бывают очень разными, мы как-то забываем…
Бард об Иных ничего не знал. В этом я был уверен. И если бы мне довелось вот так посидеть полночи с каждым обитателем «Ассоли» – я составил бы точное мнение о каждом.
Но подобных иллюзий я не строил. Не каждый предложит войти, не каждый станет разговаривать на отвлеченные темы. А ведь кроме десяти жильцов, есть еще сотни людей обслуживающего персонала – охранники, сантехники, рабочие, бухгалтеры. Мне не хватит никаких разумных сроков, чтобы проверить всех!
Умывшись в душевой кабине – в ней нашелся какой-то странный шланг, из которого можно было струйкой пускать воду, я вышел в свою единственную комнату. Надо поспать… а завтра с утра попытаться придумать новый план.
– Привет, Антон, – донеслось от окна.
Я узнал голос. И мне сразу стало тоскливо.
– Доброй ночи, Костя, – сказал я. Как-то неуместно прозвучало слово «доброй». Но пожелать вампиру злой ночи было бы еще глупее.
– Могу я зайти? – спросил Костя.
Я подошел к окну. Костя сидел на подоконнике спиной ко мне, свесив ноги вниз. Он был совершенно голый. Будто сразу демонстрировал – не по стене влез, а прилетел к окну огромной летучей мышью.
Высший вампир. В двадцать с небольшим лет.
Способный мальчик…
– Думаю, что нет, – сказал я.
Костя кивнул и не стал спорить:
– Как я понимаю, мы делаем одно дело?
– Да.
– Это хорошо. – Костя повернулся, белозубо улыбнулся. – Мне приятно с тобой работать. А ты и впрямь меня боишься?
– Нет.
– Я многому научился, – похвастался Костя. Совершенно как в детстве, когда заявлял: «Я страшный вампир! Я научусь оборачиваться нетопырем! Я научусь летать!»
– Ты не научился, – поправил я его. – Ты многое украл.
Костя поморщился:
– Слова. Обычная светлая игра словами. Вы позволили – я взял. Какие претензии?
– Будем пикироваться дальше? – спросил я. И поднял руку, складывая пальцы в знаке Атон, отрицании не-живого. Давно собирался проверить, работают ли древние североафриканские заклятия на современную российскую нечисть.
Костя с опаской посмотрел на незавершенный знак. То ли знал о таком, то ли повеяло Силой. Спросил:
– А тебе разрешено демаскироваться?
Я с досадой опустил руку.
– Нет. Но я могу и рискнуть.
– Не надо. Скажешь – сам уйду. Но сейчас мы делаем одно дело… надо поговорить.
– Говори, – подтаскивая к окну табуретку, сказал я.
– Значит, не впустишь?
– Не хочу оказаться ночью наедине с голым мужиком, – усмехнулся я. – Мало ли чего подумают. Излагай.
– Как тебе собиратель футболок?
Я вопросительно посмотрел на Костю.
– Тот, с десятого этажа. Он футболки с забавными надписями собирает.
