Холодной Спиной.
— Ну уж нет, — сказал он. — Чтоб меня там съели? Туда даже Дядьки не ходят, что уж наши охотники…
Он представил себе бескрайние плоскогорья, поросшие высокой рыжей травой. Ни единого деревца там не видать, некуда спрятаться, все на виду — от одной мысли мурашки по коже! А среди трав крадутся жуткие хищники с клыками в руку длиной, бродят огромные горы мяса и меха — клыкастые мамонты, кочуют зверолюди-мохряки, их дикие погонщики. Мохряков ингри очень опасались — те же звери, только на двух ногах. Они, по слухам, поклоняются всякой нечисти и людей едят.
— А куда Вержа течет? — Мысли Кирьи обратились в другую сторону. — Вниз по течению, за дальним мысом — Ивовая кереметь, а потом куда?
— На тот свет, — уверенно ответил Мазайка. — Это всем известно. Дотекает до края земли и падает прямо в Нижный мир.
— И на закат нельзя, — с досадой произнесла девочка. — Здесь мне никто не рад, и самой безрадостно. А уйти-то и некуда…
— Всегда есть куда, — возразил Мазай. — Только что ты будешь делать в чужих краях одна? Ну сама подумай. Это же хуже, чем там, на горах, очутиться, — стоишь на открытом ветру, и всякий зверь тебя сожрать готов.
— А если этот зверь и есть твой родич? — еле слышно пробормотала Кирья.
Озаренная солнцем огромная гора притягивала ее взгляд и думы. И снова, как во сне, ей почудилось, что кто-то смотрит на нее и зовет, — но кто, откуда?
— Дай-ка сойку, — попросила она.
Мазайка пожал плечами и протянул ей синюю птичку с раскинутыми крыльями.
— Эта простенькая, а вот та, что я сейчас слепил, будет певучей…
Кирья опустила ресницы, поднесла сойку к губам и слегка дунула, согревая глину дыханием.
И, словно в ответ, ей пришел могучий порыв с северо-востока, посреди лета пробирающий морозом, будто выдох огромного снежного зверя.
Восходящее солнце потускнело, будто зашло за тучу. Воздух над горами вдруг задрожал, подернулся дымкой и осветился изнутри. Мазайка поглядел на небо и вдруг замер, пораженный.
— Ты это видишь, Кирья?!
Что это в небе — не Варма ли ветер раскинул свой плащ из медвежьей шкуры? Нет, это перевернутое плоскогорье, словно расшитое узорами бесчисленных речушек и ручьев! Какие-то точки, словно блохи ползут… нет, это не блохи, это же мамонты! Кирья и Мазайка сразу узнали их, хоть живьем никогда и не видели. Идут чередой, плавно покачивая хоботами. Рядом ковыляют приземистые косматые дикари в шкурах. Колышется на студеном ветру высокая трава. Впереди — самый огромный белый мамонт. А на спине у него — избушка! Да какая разукрашенная! А что там блестит?
— Мохряки! А с ними — люди в скорлупе! Как много, целое племя! — воскликнул Мазайка. — По воздуху идут, прямо к нам! Видишь, видишь?!
«Вижу!» — хотела отозваться девочка. Но не успела — рыжие травы бросились в лицо, как будто она упала ничком в траву. Расступилась земля, стало темно.
Бегут ручьи, сочатся сквозь суглинок, сквозь мерзлоту, сливаются в потоки, рушатся водопадами в гигантские ледяные полости, от создания мира не видавшие солнечного света. Точат себе дорогу, словно жуки в дереве. Пробираются среди корней и костей, сквозь перегной и слои слежавшейся хвои и снова выходят на солнечный свет — в тумане хвойных лесов… Даже летом вынося на поверхность осколки льда…
Осколки всё крупнее, вот уже весь ручей ими запружен… И вот где-то в мрачной глубине стена льда идет трещинами, и в пещеру врывается свет. И вечный мрак озаряется ослепительным, переливчатым, ярко-синим сиянием!
Видения обрушились на нее снежной лавиной. Где-то откалывается и рушится целый снежный склон, ломая, как соломинки, столетние сосны… Дикими скачками несутся какие-то страшные, невиданные лесные звери, уходя от белой смерти…
Кирья свалилась бы в воду с плотины, если бы Мазайка не поймал ее за руку. Тут она распахнула глаза, приходя в себя. Что случилось?! Над горами голубело ясное небо. Вдалеке снова что-то глухо пророкотало, словно отголосок далекой грозы…
— Боги явили нам дивное! — возбужденно воскликнул мальчик, указывая на Холодную Спину, над которой мирно всходило солнце и не было уже никакого медвежьего плаща в небе. — Надо сказать жрецу!
Кирья не отвечала. Она провела рукой по лбу. По коже девочки вдруг побежали мурашки, стало холодно и мрачно, как будто среди ясного неба набежала угрюмая туча. Что это было за знамение? Может, боги наконец услышали ее жалобы? А если услышали — к добру ли?
Мазайка протянул руку, чтобы забрать сойку, и вдруг замер, глядя на воду.
— Льдины плывут, — сказал он напряженно.
Река прямо на глазах наполнялась ледяным крошевом. В том месте, где Мазайка копал глину, на берег накатилась волна. Потом еще одна.
— Паводок! — воскликнул мальчик, вскакивая на ноги. — Бежим!
— Стой, ты куда?
— В селение! Надо предупредить…
Новая волна, посильнее прежних, ударила в плотину, и та заскрипела.
— Скорее!
Они соскочили с плотины как раз в тот миг, когда накатила следующая волна, быстро затапливая берег. Кирью вода сбила с ног, подхватила, понесла. Она погрузилась под воду, мигом потеряв верх и низ. Только и успела ощутить непреодолимую силу потока — как будто великан лениво подтолкнул ее огромным пальцем.
Она вынырнула, задыхаясь, — тут ее поймал Мазайка, выволок из воды, потащил в горку. Оказалось, там всего-то было по колено. Но вода все прибывала. Они выбрались на высокий берег, мокрые и вымазанные в грязи. От домов уже неслись испуганные крики. Вода подступала, заливая берег, затапливая прибрежные баньки и унося лодки.
— До изб не дойдет, — задыхаясь, сообщил Мазайка. С сожалением он посмотрел на уже покосившуюся, расползающуюся городню. — Эх, только вчера закончили!
Кирья подняла взгляд, посмотрев на Холодную Спину. Она вдруг представилась ей огромным многоруким существом, протянувшим длань к землям ингри, к ее родному дому.
Кирья опасалась, что после утреннего паводка и утомительной борьбы всем миром с причиненными им разрушениями Мазайка уже никуда не пойдет и не позовет ее с собой. Но на всякий случай, как стемнело, выскользнула из избы и направилась к лесу. Обычно в этот час отец и братья уже ложились спать после дневных трудов, но нынче они были слишком заняты, и никто ее не остановил.
Огородами и пастбищем она добралась до условленного места — приметной раздвоенный сосны на опушке леса — и радостно вскрикнула, когда из папоротников поднялась белобрысая голова ее друга.
— Я уж решил, ты не придешь, — сказал Мазайка, поднимаясь с земли. На боку у него висела
