скрывали. Конечно, Лин хотела при себе такого человека, но Нед хотел бы знать о нем больше. Он малое смог проверить, Сенн был издалека, его слова подтвердить было сложно. Те, кто бились за деньги, были худшими. Но Гарон Сенн пока был верным, это было в него интересах.
Нед Альтерра иначе смотрел на верность. Ее не продавали, а заслуживали.
Лин закончила, люди захлопали, подняли кубки. Румянец на ее лице пропал, она сделала изящно глоток из кубка. Она на миг встретила взгляд Неда, там было изумление, может, ирония. Он не знал, почему.
Он не говорил Рианне о том, как в комнате Лин увидел ее игру на лире. Она не сразу его увидела. Близился рассвет, и Нед не ожидал — придворного поэта вызвали по срочному делу. И он пошел искать ее.
Что-то было не так, сцена казалась неправильной. Ее глаза были закрытыми, губы — чуть изогнутыми, но ее лицо было напряжено, как от боли. Музыка лилась, напоминая весну, трепет почек на ветвях. И она открыла темный колодец вокруг его сердца. Если бы он слушал еще немного, то упал бы туда, и его больше не увидели бы.
Она открыла глаза и увидела его, в тот миг слишком широко улыбнулась. И перестала играть, выпрямилась, вежливо обратилась к нему. Будто он не увидел и не услышал то, чего не должен был. И Нед не знал, было ли это странно, или ему показалось. Но порой ночами он слышал ту музыку, и Нед резко просыпался. Он ходил к ребенку, стоял у кроватки и гладил ее волосы, похожие на его. Он вспоминал, кем был, и что было важно в будущем, пока смотрел на ее ручки и круглое лицо.
Он не мог рассказать Рианне. Но она как-то увидела или догадалась.
— Если она безумна, уведи ее домой, — сказала она. — Нед, она спасла моего отца. Сделай это для меня.
Нед выпил в беседке с банкетом. Он был верен леди, как и даме своего сердца. Он надеялся, что вино уберет разрыв на эту ночь.
* * *
Лин Амаристот лежала в палатке без сна, в шелках, покрывало и халат с вышивкой были подарком Кахиши. Они ласкали ее кожу, напоминая ночи нежной кожи, сплетения ног и криков. Эдриен Летрелл бывал в замках востока. Лин села и тихо выругалась. Пение каких-то насекомых портило тишину ночи.
— Вам что-то нужно, миледи? — спросил Гарон Сенн за дверью палатки. Он был в дозоре сам. Его голос был как наждачная бумага на контрасте с шелком.
Она чуть не попросила его помощь, чтобы успокоиться. Она видела его взгляд на тренировках. Но это было опасно и глупо.
— Ничего, — сказала она, тишина вернулась.
Она обдумывала вечер. Было ясно, что Валанир был прав — что-то странное творилось при дворе Кахиши, хотя это вряд ли было сложно. Враждебность второго мага была открытой… он не скрывал этого. Она видела, как король Элдакар принял удар по чести без ответа. Его жена, Рихаб Бет-Сорр, была политической помехой, без семьи или связей в королевстве. Популярный брат воевал на севере. Конечно, Тарик ибн Мор увидел шанс. Может, он был заодно с королем Рамадуса, обещал союз через брак, если взойдет на трон… это хорошо складывалось, как паззлы.
Птица завопила в ночи. Лин не узнала зов. Она была далеко от дома. Запах маков проникал в палатку.
Она подумала о Валанире Окуне, что должен был уже вернуться в Академию. Они говорили часами, он передал ей все, что мог, о Захре. О его дружбе с Юсуфом Эвраядом, который был бесстрашен в бою, который уважал поэтов Эйвара. Башня стекла, по словам Валанира, была чудом. Там Захир Алкавар помогал Валаниру изучать чары. Тарик ибн Мор ему был известен меньше, второй маг держался в стороне.
Валанир дал ей имя связного в Майдаре, который помог бы ей узнать больше о танцующих с огнем. Больше он ничего не сказал. Как не сказал и о политике Академии. Пророки избегали прямых вопросов так же умело, как сочиняли песни.
Он явно что-то скрывал, но Лин не пыталась вытянуть это. Она была нежной с ним последние дни, чтобы исправить то, как недооценила его. Она использовала то, что узнала от Эдриена Летрелла, чтобы доставить ему удовольствие. В первую ночь она брала то, что хотела. Верила, что у него иммунитет к потере, любви.
В ночь перед отбытием в Кахиши они долго обнимались.
— Как мне убедить тебя не идти? — сказал он.
Она улыбнулась в его плечо.
— У тебя остались методы?
— Это опасно, — сказал он. Это повторялось.
— Я опасна, — сказала она. — И уже в опасности. Нет смысла спорить, я все решила.
— Мы можем больше не встретиться, — сказал он. Это была его последняя стрела.
— Ты хочешь мои слезы, — она провела пальцами по его груди. — Лучше спой мне.
И он пел до рассвета.
Он прибыл к пению. Голоса звучали в гармонии, поднимались выше. Они доносились из церкви, но звенели ясно в фойе, в его просторе с высоким потолком и колоннами из горного камня. От звука Валанир Окун чуть не рухнул на колени. А все из-за воспоминаний и осознания. Он узнал элегию по высшему мастеру. И он вспомнил ночь много лет назад, когда сам стоял там и пел павшему Пророку, которого любил.
Эта ночь была другой. Его действия и других привели к этому. Теперь чары несли музыку к небесам или богам. Валанир не верил, что боги были связаны с этим.
Он дрожал, закрывая за собой двери. Он не помнил последний разговор с Миром, но вряд ли так хотел оставить между ними. Старик не доверял Валаниру в последние дни учебы. Это можно было понять. Валанир был капризным учеником. Он и Никон Геррард. Они были непослушными, но талант их никто не мог превзойти. И это не нравилось железному Серавану Миру. Высший мастер того времени потакал им, но архимастер Мир был за наказания. Валанир и Ник устраивали беспорядки в Академии.
Это мешало роли Валанира, как посредника между Академией и Короной теперь. Особенно когда он нарушил законы Академии, сделав Лин Амаристот Пророком без согласия высшего мастера. Это преступление ему не сошло бы с рук, если бы Академия могла наказать его. Но, как агент Короны, он был защищен.
Лин видела Валанира Окуна как существо Академии, холодно использующее ее, а архимастер Мир верил, что у него свои
