Великой. Анализируя записи покойного, мы нашли в них упоминание «Полотняного завода» под Калугой. Можно с уверенностью предположить, что речь идет об имении семейства Гончаровых, которые в свое время получили разрешение на возведение статуи императрицы. Статуя была отлита, но так и не установлена, ее ждала весьма любопытная судьба. Дед Натальи Николаевны Гончаровой, Афанасий Николаевич, предназначил ее в приданное внучке в ее браке с Александром Пушкиным. Увы, обратить статую в деньги никак не удавалось и от того свадьба все откладывалась. В конце концов сам Пушкин одолжил родне жены 11 тыс. рублей – обратите внимание на запись в дневнике Валика – «11 тысяч»! В возмещение долга жених получил как раз статую! Вслед за супругами статуя переехала в Петербург, где причинила молодым изрядные мучения – продать ее так и не смогли! Вновь обратите внимание на запись – «25 тысяч». За эту сумму Александр Сергеевич пытался сбыть статую правительству, в чем просил посредничества шефа жандармов Бенкендорфа! Ха, неплохая сделка! Наконец статуя была куплена и как у нас водится – заброшена на задний двор литейного завода Берда, где ее и обнаружили екатеринославские помещики братья Коростовцевы. Екатеринославское дворянство выкупило статую всего за 7 тысяч рублей – в третий раз прошу обратить внимания на блокнот – и водрузило ее в нашем городе. А теперь вернемся к стихотворению. Статуя сыграла значимую, но не самую приятную роль в жизни поэта! Из-за нее откладывалась его свадьба, невозможность ее продажи оставляла молодую семью без средств. Пушкин часто и раздраженно поминал ее в письмах. Злосчастный подарок дедушки Гончарова он называл бабушкой: то медной, то несносной. Не исключено, что он мог посвятить медной бабушке и стихотворение: шуточное, либо даже ругательное. А теперь прошу взглянуть сюда! В блокноте внука Валик имеется загадочное сокращение: «К м.б.»! Мы со всей уверенностью можем утверждать, что утерянное стихотворение называлось… - Роман театрально вскинул руки, словно экзальтированный пианист у рояля и отбил на клавиатуре, - «К медной бабушке!» - и склонился в глубоком поклоне, - Dixi!* - он шумно выдохнул и шепотом добавил, - На три метра вверх!
За его спиной кто-то размеренно хлопал в ладоши:
- Браво! Браво! Браво!
Роман замер, будто окаменев. Потом медленно обернулся. Все оказалось еще хуже, чем он думал. За его спиной была не пепельноволосая, и не грозный Рико. Привалившись к дверной притолоке, там стоял шеф.
- Здрас-си, - растерянно пробормотал Роман.
- Вечер добрый, - приветливо откликнулся шеф и неторопливо прошествовал к компьютеру. Роман тоскливо наблюдал как шеф близоруко склонился к экрану, вчитываясь в его пометки. Неуверенно поводив пальцем над клавиатурой, отыскал кнопку «вниз», дочитал до конца и покачал головой:
- Надо же, а я старухе не поверил. Неизвестное стихотворение Пушкина в руках сумасшедшей бабки – все равно что пиратский клад на заднем дворе ЖЭКа. Ни один серьезный ученый на такое не купится. А вы, выходит, решили проверить, - он задумчиво поглядел на Романа.
Роману на миг показалось, что перед ним открылась крохотная лазейка к спасению:
- Ну что вы, Иван Алексеевич, вы совершенно правы, Иван Алексеевич, - заторопился он, - Действительно, ни один серьезный ученый… Какой еще Пушкин? Просто смешно! Это я так… Ну, что-то вроде фантазии…
- Решили перейти от литературоведения к собственно литературе? – насмешливо поинтересовался шеф и по-хозяйски устроился возле кафедрального компьютера. В движении его рук, охвативших клавиатуру, было нечто собачье. Мое! Не подходи!
- Видите ли, Роман, - не глядя на своего аспиранта, шеф принялся что-то разыскивать в ящике стола, - С тех пор как вы, полностью проигнорировав советы и предостережения старших коллег, отправили своей проект на американский конкурс и даже умудрились выиграть его, - шеф на мгновение оторвался от раскопок в столе и поглядел на Романа укоризненно. Кажется, главная вина аспиранта состояла не в пренебрежении советами старших, а именно в том, что он выиграл, - С этих пор я стал довольно серьезно относится к вашим, гм, фантазиям. – шеф вытащил из стола флешку. Пошарил взглядом, разыскивая подходящую щель и осторожным движением новичка вставил в дисковод, - Потерянное пушкинское стихотворение, здесь, в Днепропетровске – это весьма, весьма интересно, - поводив стрелкой по меню, он, наконец, отыскал опцию «Сохранить как…» и принялся сосредоточенно выбирать диск, - Очень серьезные перспективы для исследования, - компьютер загудел, сохраняя записи Романа на флешке.
- Да откуда бы оно взялось, это стихотворение? – с отчаянием пробормотал Роман, наблюдая, как шеф закрывает файл и снова лезет в меню, открывая записи на винчестере.
- Если не ошибаюсь, в Екатеринославе жила какая-то родня Пушкина. Теща, кажется? – шеф недовольно морщился, нужный файл никак не находился.
- Здесь жила Луиза Матвеевна Павлищева, урожденная фон Зейдфельд. Ее сын Николай женился на сестре Пушкина Ольге. Но Павлищев и Пушкин не ладили, поссорились при разделе села Михайловское.
- Раз поссорились, значит, раньше дружили, - шеф продолжал кропотливые поиски.
- Дружили, - угрюмо кивнул Роман, - Родители были против брака, а Пушкин помог Николаю и Ольге тайно обвенчаться.
- Ну вот видите, - шеф воодушевленно кивнул, - Мог подарить родственнику стихотворение. А тот хранил его у матушки в родовом имении. Так скорее всего и было. Все-таки без профессуры, вам, молодым, не обойтись, - в этот момент стрелка нашарила Ромкин файл с записями. Шеф щелкнул на «удалить», выхватил флешку из компьютера и сунул себе в карман. Теперь материалы Романа существовали в единственном экземпляре и принадлежал он шефу.
Заведующий мило улыбнулся и направился к дверям. Не дойдя до них пары шагов, он вдруг остановился, и даже не глядя на Романа, небрежно протянул к нему раскрытую ладонь.
- Стихотворение, - скомандовал он. Похоже, шеф ни секунды не сомневался, что Роман сию же минуту отдаст находку ему. И Роман с ужасом и стыдом ощутил – шеф прав! Если бы стихотворение у него было, он бы не выдержал – покорно положил его на простертую начальственную длань.
- А нету, Иван Алексеевич, - злорадно сообщил Роман.
Шеф еще мгновение стоял в молчаливом ожидании, словно надеясь, что Роман одумается. Потом его раскрытая ладонь захлопнулась, конечно же, почти беззвучно, но измученному воображению Романа представилось, что она сомкнулась со звучным лязгом тюремных ворот. Шеф тяжко вздохнул и поглядел на Романа. Так смотрят на капризных, невыносимо непослушных детей.
- Присядем, - сказал он, возвращаясь к столу. Подождал, пока настороженный Роман усядется напротив.
- Дорогой мой мальчик, - задушевно начал шеф, - Вы же умница, и я искренне надеялся, что вы поймете меня с первого раза.
