цветка, которые рассыпаются на глазах. Горстка пепла, вот и все, что останется после огненного действа. Ритуал жертвоприношения неизвестным богам. Все, что привлекало, пугало и завораживало, станет пустотой. Кукла на каминной полке больше не улыбается той скрытой улыбкой, что была заметна одной лишь Диане. Уже загорелась обложка, она изо всех сил пытается сопротивляться огню и жару, но сопротивление бесполезно, разумеется. Диана вдруг ощущает, как собственные ногти впились в ладони. Переводит взгляд с догорающей книги на ее автора. Тот, не отрываясь, смотрит на пламя, губы плотно сжаты.
Диане не хочется дожидаться последнего момента, когда еще недавно живая книга навсегда исчезнет. Выскальзывает из номера, Майкл ее не останавливает. Длинный коридор безлюден, ни один кактусовод, или другой постоялец, или кто-нибудь из персонала не попадается навстречу. В этой части коридора Диана еще не была, да и в целом здание таит в себе множество потайных уголков, глубоких ниш, неожиданных архитектурных находок, которые любопытно рассматривать. Во всяком случае, это лучше, чем оставаться наедине с опасным книжным убийцей. Коридор сворачивает направо, ведет к тесной лестничной площадке. Узкая лесенка не имеет ничего общего с парадной мраморной лестницей, которой пользуются гости «Каменного сердца». Вероятно, в прежние времена предназначалась для прислуги. Диана поднимается по крутым ступенькам, словно кто-то манит ее. Еще одна площадка, скрип незапертой двери, и Диана попадает в помещение с выбеленными стенами. На полу здесь сложены картонные коробки, какие-то свертки, стоит искалеченная мебель. Возле окна с почти полностью закрашенными белой краской стеклами — тумбочка с выдвинутыми ящиками. Ручки оторваны, на бурой древесине сплошные царапины. Рассеянный свет проникает сквозь верхнее, не закрашенное стекло, тускло освещая царящий вокруг беспорядок. Как непохоже это собрание пыльного хлама на обстановку в остальных владениях педантично аккуратной миссис Броуди!
Диана подходит ближе к обшарпанному буфету, липкое кружево паутины касается ее щеки… И все же в царстве пыли и полумрака находиться вполне комфортно. Непонятно почему. К буфету-инвалиду прислонены доски и повернутая обратной стороной картина. Осторожно, чтобы не испачкаться в пыли, Диана переворачивает картину. Это всего лишь эскиз, не удостоившийся чести занять место в коллекции картин и миниатюр, развешанных по всей гостинице, создающих атмосферу благородной старины. Приглядевшись, можно различить фон — комнату с темными драпировками и изображения мужчины и женщины, сидящих на диване с высокой спинкой. Силуэты знакомые — господин с бакенбардами, привидевшийся Диане во сне, и Фейт… Семейный портрет в интерьере.
За буфетом мелькает тень, и тень эта хорошо знакома Диане. Фейт останавливается у окна, совсем недалеко. Если сделать пару шагов, до края ее пышного платья вполне можно было бы дотянуться кончиками пальцев. Однако Диана остается на месте. Первый раз она видит Фейт наяву, но удивления и страха нет, наоборот… Жаль только новость, которую она должна сообщить, совсем не радостная.
— Он спалил книгу! Я не смогла помешать…
— Теперь уже не важно.
— Как он мог уничтожить то, что сам же и создал?!
— Он еще пожалеет.
Губы Фейт не шевелятся, но Диана отчетливо слышит ее, слова сами проникают в мозг. Подольше бы задержаться тут, в неведомом призрачном мире, где твое присутствие так желанно.
***
Возвратившись в номер, Диана обнаруживает Майкла не сразу. Он на кровати в спальне, лежит поверх покрывала, пальцы правой руки прикрывают висок, глаза полузакрыты.
— Тебе нездоровится?
— Голова разболелась. Ничего страшного, пройдет.
Не надо было распускать руки! И варварски уничтожать книжку тоже не следовало. Тогда не пришлось бы изображать из себя умирающего ангела. За Диану теперь есть кому заступиться. Она впервые за всю жизнь чувствует себя защищенной. Так тепло и спокойно…
А Майкл слишком уж хрупкий, оказывается. Мужчина не должен быть таким хрупким. И таким красивым, кстати, тоже быть не обязательно. Чересчур соблазнительное зрелище, привлекающее внимание посторонних. В Диане внезапно просыпается дизайнер. Да, сцена перед глазами буквально просится, чтобы ее зафиксировали, запечатлели, растиражировали и многократно использовали. Всего несколько снимков, лучше, конечно, побольше, с разных точек, чтобы отобрать потом самые удачные. Красивые люди, когда мучаются, выглядят исключительно эффектно. Затуманенные глаза с длинными ресницами, опущенные уголки нежных губ… Эстетизация страдания всегда найдет своих ценителей. Главное — зафиксировать, а конкретное применение найдется без проблем. Несколько снимков, вспышка небольшой профессиональной камеры, прихваченной из Лондона… Чудовищно жаль, что съемка сейчас невозможна. Бледное лицо на фоне бордового покрывала в викторианском стиле смотрится шикарно. Черно-белый вариант тоже был бы восхитителен. Монохромная готика… А всего лучше синий цвет. Королевский синий, глубокий, мистический, бархатный. Бездонный…
— Мы, кажется, взяли на всякий случай какие-то лекарства. Посмотрю в чемодане.
— Я уже две таблетки выпил. Никакого толку.
Между тем пышные облака за окном рассеялись, солнечный луч проникает в спальню, крадется к кровати, заливает ее светом, освещает лицо Майкла. Тот морщится, ясно, что солнце для него сейчас сущая пытка. Конечно, он бы отвернулся к стене, но все что может — это закрыть глаза. Даже как следует заслонить лицо рукой не в состоянии. А поток жаркого света проникает и сквозь веки, переползает на лоб.
Диана с интересом наблюдает за Майклом, который будто поджаривается на раскаленной сковородке. Кое-кому полезно на собственном опыте прочувствовать, каково это, когда тебя сжигают заживо, а ты не можешь спастись, превращаешься в горку пепла… Глупая мужская привычка до последнего не сознаваться в своей слабости. Или у Майкла просто нет сил говорить?
Наконец, когда проходит уже достаточно времени, Диана произносит:
— Закрыть шторы? Солнце слишком яркое.
— Да, пожалуйста, — шепчет Майкл.
Его слова трудно расслышать, можно только угадать. Какие мы теперь стали вежливые и кроткие. Одно движение — и комната погружается в прохладный полумрак. Обжигающий солнечный свет скрывается, притаившись за плотной тканью.
— Скоро обед. Может, все-таки встанешь минут через двадцать?
— Какой обед, я пошевелиться не могу…
— Ну, тогда захвачу тебе что-нибудь вкусненькое. Пирожное, например.
— Не надо…
Кажется, нереально побледнеть еще больше, однако Майклу это удается. Наверняка представил сейчас пирожное с жирными кремовыми розочками, сочащееся полупрозрачной маслянистой начинкой. Именно такие сегодня украшали стол за завтраком. Вообще-то Майкл сладкоежка, но очевидно, что сейчас от одного вида пирожного его бы вывернуло наизнанку. Все, что можно было сделать и предложить, сделано и предложено. Супруга имеет полное право удалиться с чувством выполненного долга.
Единственный огорчительный момент: Майкл вряд ли в состоянии уловить причинно-следственную связь. Было бы неплохо, догадайся он, что в следующий раз банальной мигренью дело не ограничится.
Раздвинутые портьеры слегка шевелятся от ветра, утреннее солнце мягко освещает спальню.
