Вот и сейчас, не выдержав, я быстро собрался и отправился… разумеется, в полицейское управление. На мою удачу, инспектор Таусенд оказался на месте и согласился меня принять.
— Мистер Кин, — сказал он, когда мы обменялись приветствиями, — и что же привело вас сюда вновь? Мой коллега сказал, после беседы с ним вы вылетели прочь пулей!
— Скорее, меня вытолкали взашей, инспектор, — печально сказал я. — А вообще-то я к вам по делу.
— Да ну? — поразился он, внимательно приглядываясь ко мне. Интересно, Деверелл рассказал ему о моем фокусе или нет? Таусенд-то знает лишь о том, что я слеп на левый глаз, а вот о прочем не осведомлен. — И что же стряслось? Вас обокрали? Или, может, машину угнали? Или что-то снова случилось с вашим кузеном?
— Боже упаси! Я, инспектор, явился к вам, чтобы выручить одного несчастного узника…
— Какого еще узника? — вытаращился на меня Таусенд.
— Невинно страдающего, — скорбно сказал я. — Находящегося на грани гибели…
— Мистер Кин, вам голову не напекло, часом? — заботливо поинтересовался инспектор, потом посмотрел в окно: сегодня было пасмурно. — Или, может, жар у вас?
— Ничего подобного, — заверил я, сдерживая улыбку. — Просто когда я был здесь в прошлый раз, то увидел совершенно заморенный экземпляр Neolloydia conoidea…
— Какая еще конно-идея?! — возопил замученный Таусенд. — Вы издеваетесь, что ли?
— В мыслях не было! Простите за профессиональный жаргон… Видите ли, там у вас на одном подоконнике стоит кактус, почти уже погибший. А я, между нами, большой их любитель. Вот зашел спросить, нельзя ли мне его… хм… спасти? Нет, разумеется, если он проходит по инвентарным спискам…
— Вы меня уморите, мистер Кин, — расслабился инспектор.
— Я готов возместить ущерб или, скажем, приобрести для украшения коридора какое-либо тенелюбивое неприхотливое растение…
— Да заберите так! — махнул он рукой. — Я сам не знаю, откуда здесь эта колючка. Может, от предшественников осталась… И надо было такого наболтать, а?! Узник, понимаешь…
— Благодарю, инспектор! — воскликнул я. — А как поживает другой узник?
— Еще кактус? — нахмурился он.
— Да нет же, тот сумасшедший, который вас едва не придушил. Он кто? Беглый каторжник?
— Бросьте, — сказал Таусенд. — Самый обыкновенный бакалейщик. Как в себя пришел, штраф уплатил, так и выпустили.
— Но он ведь на вас напал! — заметил я.
— Я же не при исполнении был, — вздохнул инспектор. — А ловко вы его! Надо себе тоже трость завести…
— Благодарю, — скромно ответил я. — Надо же… бакалейщик! А может, он сумасшедший?
— Нормальнее нас с вами, — сделал мне сомнительный комплимент Таусенд. — Доктор его осматривал. И раньше, этот Питерсон говорит, никогда с ним такого не было. Наверно, припадок случился — там в павильоне духота-то какая!
— Да, это верно. Ну, хорошо, что все обошлось, — улыбнулся я и поднялся, прощаясь. — Благодарю за кактус, инспектор!
Он только фыркнул в ответ, а я забрал с памятного подоконника (давешний констебль выполнять свое обещание не спешил!) колючего страдальца и преспокойно вышел из здания. Констебль у входа (другой, постарше) даже внимания на меня не обратил, будто у джентльменов нынче в моде прогуливаться с кактусами наперевес!
Итак, узнал я не очень много, но достаточно. Много ли в городе бакалейщиков? Думаю, достаточно. А по фамилии Питерсон? Вряд ли! Можно спросить в первой же бакалейной лавке, конкурентов все знают, да и в лицо я его помню…
— Ну что, Конно-идея? — весело спросил я у кактуса, пристроив его на заднем сиденье. — Поедем искать нашего бакалейщика!
Я решил проехаться по лавочкам и порасспрашивать местных обитателей. Надо сказать, мой сверкающий автомобиль, медленно ползущий по узким улочкам не самых респектабельных кварталов, производил неизгладимое впечатление на здешних жителей. Кактус на сиденье — тоже. Мальчишек за мной неслось десятка два, никак не меньше! Кстати, а это мысль!
— Эй, — окликнул я ближайшего пацана и показал ему монетку. — Знаешь, где живет бакалейщик Питерсон?
Тот огорченно помотал головой.
— Я! Я знаю! — вперед протолкался оборванный, но очень бойкий рыжий мальчуган. — Через улицу от нас!
— Дорогу показать сможешь? — Вряд ли бы я понял его путаные объяснения, а плутать не хотелось.
— Конечно, мистер!
— Тогда беги вперед и показывай, — кинул я ему монету. — Приведешь, получишь еще!
Наверно, он рассчитывал, что я впущу его в автомобиль, но нет уж, потом сиденья не отчистишь…
Мой маленький проводник не подвел, вскоре я уже затормозил возле небольшого домика. Кажется, лавка уже не работала, во всяком случае, покупателей я что-то не приметил.
— Там он, там! — запрыгал мальчишка, сунув нос внутрь. — Он допоздна торгует! Давайте монету, мистер!
— Лови, — сказал я, выбираясь из машины. Потом подумал и прибавил еще одну. — Присмотри, чтобы до автомобиля никто не дотрагивался.
— Непременно, мистер! — обрадовался очередному заработку парнишка, а я, осторожно придерживая полы светлого пальто, подошел к двери лавочки.
Обычно в бакалейных лавках стоит приятный аромат кофе, шоколада, мука и та придает воздуху своеобразный, чуть пыльный запах, но здесь все было иначе.
«Похоже, хозяину пора проверить срок годности консервов», — подумал я, смерив взглядом пирамиды банок и склянок и сдерживаясь, чтобы не поднести руку к лицу. А лучше — вульгарно зажать нос!
Хотя нет, это не был запах испорченного паштета (не то чтобы я был специалистом по этому запаху, но все же…). Мне уже приходилось обонять нечто подобное, но где и когда?
Хозяин скучал за прилавком. На лице его была написана вселенская тоска, и немудрено: ни единого покупателя! Впрочем, я не удивлен…
— Сэр? — встрепенулся он, когда звякнул колокольчик над дверью. — Что вам угодно?
— Это вы — Питерсон? — спросил я, чтобы исключить любую возможность ошибки. В лицо-то я его узнал, но бывают же похожие люди! Я ведь его тогда не слишком пристально разглядывал, не до того было.
— Да, сэр, — нахмурился он.
— О! Вы-то мне и нужны, — сказал я. Запах сделался сильнее, и я решил не подходить ближе. — Это ведь вы были на цветоводческой выставке недавно? И напали на человека?
— Вы из полиции, сэр? — мрачно спросил он. — Или это я на вас напал? Так я ведь все уже рассказал, штраф заплатил… Говорю ж, ничегошеньки не помню! Помрачение какое-то нашло, и вас я тоже не помню, уж простите!
— Да что вы, Питерсон, — махнул я рукой. — Это я должен перед вами извиниться!
