— Я не понимаю.
— Я не могу притвориться, что держу предмет. Я должен действительно его держать.
— Все еще не понимаю.
Как и Ронан, но он не знал, как сказать лучше. На какой-то момент он затих, размышляя, никаких звуков вокруг, кроме Чейнсо, вернувшейся на пол, чтобы подобрать остатки конверта.
— Смотри, это как рукопожатие, — наконец, сказал он. — Знаешь, когда какой-нибудь парень направляется к тебе, чтобы пожать руку, а ты никогда не встречал его до этого, и он вытягивает руку, и ты просто знаешь, в момент прямо перед рукопожатием, потная у него ладонь или нет? Вот как-то так.
— То есть, ты говоришь, что не можешь объяснить.
— Я объяснил.
— Нет, ты использовал существительные и глаголы вместе в приятном, но нелогичном порядке.
— Я объяснил, — настаивал Ронан, так яростно, что Чейнсо взмахнула крыльями, уверенная в том, что у неё неприятности. — Это ночной кошмар, чувак… Когда ты грезишь получить немножко, а когда просыпаешься, твои руки болят. Вот так.
— О, — сказал Гэнси. — Это больно?
Иногда, когда он забирал что-нибудь из сна, это был такой бесчувственный удар, что оставлял мир бледным и ненасыщенным на часы. Иногда он не мог пошевелить руками. Иногда Гэнси находил его и думал, что он был пьян. Иногда он действительно был пьян.
— Это означает «да»? В любом случае, что это за штука? — Гэнси поднял деревянную коробку. Когда он повернул одно колесико, одна из кнопок на другой стороне отжалась.
— Коробка паззл.
— Что это значит?
— Да если б я знал. Так это называлось во сне.
Гэнси смотрел на Ронана поверх своих очков.
— Не используй этот голос со мной. У тебя вообще нет идей?
— Думаю, предполагается, что эта штука переводит. Это то, что она делала во сне.
Вблизи вырезанные фигурки оказались буквами и словами. Кнопки были такими маленькими, и буквы — такими аккуратными, что было невозможно рассмотреть, как все было сделано. Также невозможным было и то, как колесики с символами могли зафиксироваться на коробке без каких-либо рубцов в радужно-полосатой структуре дерева.
— Латынь на этой стороне, — заметил Гэнси. И перевернул предмет. — Греческий здесь. А это что… думаю, санскрит. А тут коптский?
Ронан произнес:
— Кто, на хрен, знает, как выглядит коптский язык?
— Очевидно, ты. Я вполне уверен, что это так. А эта сторона с колесиками — мы. Ну, в любом случае, наш алфавит, и она установлена на английские слова. Но что на этой стороне? Остальные — мертвые языки, но я не распознаю вот этот.
— Смотри, — сказал Ронан, поднимаясь на ноги. — Ты слишком все усложняешь.
Подойдя к Гэнси, он взял коробку. Повернул несколько колесиков на английской стороне, и в тот же момент кнопки на других сторонах начали двигаться и перемещаться. Что-то в этом движении было нелогично.
— Это взрывает голову, — вздохнул Гэнси.
Ронан показал ему английскую сторону. Буквы складывали «дерево». На латинской стороне буквы переместились в «bratus». Затем он перевернул на греческую сторону: «дЭндспн».
— Итак, эта штука переводит английский на эти другие языки. Вот «дерево» на них на всех. Я все еще не знаю, что это за язык. T’ire? Не звучит как… — Гэнси прервался, его знания мертвых лингвистических странностей исчерпались. — Боже, я устал.
— Так спи.
Гэнси посмотрел на него. Это был взгляд, спрашивающий, как Ронан, как никто другой, мог быть так глуп, чтобы думать, будто бы сон — такая простая штука, которую так легко получить.
Ронан предложил:
— Так поехали в Барнс.
Гэнси посмотрел на него еще раз. Это был взгляд, спрашивающий, как Ронан, как никто другой, мог быть так глуп, чтобы думать, будто бы Гэнси легко бы согласился на что-нибудь такое нелегальное, поспав так недолго.
Ронан продолжил:
— Так пошли выпьем по стакану апельсинового сока.
Гэнси рассуждал. Он глянул туда, где лежали его ключи около мятных листов. Часы рядом, отталкивающий, ужасный экземпляр, который Гэнси нашел лежащим в коробке на свалке, показывали 3:32.
Гэнси ответил:
— Ладно.
И они пошли и выпили по стакану апельсинового сока.
— Ты невероятная телефонная шлюшка, — сказала Блу.
Орла, ничуть не обидевшись, ответила:
— Ты просто завидуешь, что у тебя не такая работа.
— Вовсе нет. — Блу сидела на полу кухни матери, уставившись на свою старшую кузину, когда та завязывала шнурки на обуви. Орла возвышалась над ней в своей умопомрачительной, плотно облегающей тело, рубашке с пейслийским рисунком[3]. А штанины брюк-клеш были достаточно вместительны, чтобы спрятать в них мелких животных. Она махнула телефоном над головой Блу гипнотической восьмеркой.
Данный телефон являлся средством для спиритического сеанса, который шел на втором этаже Фокс Вэй 300. За доллар в минуту клиенты получили нежное исследование своих архетипов — и еще чуть более нежное, если отвечала Орла — и множество тактических предложений, как же можно улучшить свою судьбу. В доме все по очереди отвечали на звонки. Все, на кого указывала Орла, кроме Блу.
Летняя работа Блу не требовала абсолютно никаких экстрасенсорных способностей. На самом деле работа в Нино была бы, скорее всего, невыносимой, если бы она обладала больше чем пятью чувствами. Блу вообще придерживалась политики не делать ничего, что презирала, но она презирала работу в Нино и до сих пор не уволилась. Или не была уволена, если на то пошло. Обслуживание клиентов требовало терпения, приклеенной и убедительной улыбки и способности тут же подставить другую щеку, продолжая при этом то и дело подливать диетическую содовую. Блу всегда обладала только одним-единственным качеством из выше перечисленных и совершенно не тем, в котором она нуждалась. Не помогало и то, что клиентуру Нино главным образом составляли мальчики Аглионбая, которые считали грубость в каком-то смысле флиртом.
Проблема была в том, что там хорошо платили.
— Ой, да ладно, — сказала Орла. — Всем известно, почему ты такая раздражительная.
Блу встала лицом к лицу к кузине. Если не считать большого носа, то Орла была красива. У неё были длинные каштановые волосы, увенчанные вышитой головной повязкой, вытянутое лицо, пробуравленный гвоздиком нос и длинное тело, которое делали еще длинней туфли на платформе. Даже стоя, Блу (ростом едва ли пяти футов[4]) только-только доставала Орле до темно-коричневого воротника.
— Мне плевать, ясновидящая я или нет. — Что было отчасти правдой. Блу не завидовала экстасенсорным способностям Орлы. Она не завидовала её способности быть разной, даже не прикладывая усилий. В то время как Блу приходилось стараться. Очень.
