Иногда я слышала музыку. Страшную, темную мелодию. Она почти никогда не менялась, всегда один и тот же мотив. Низкий и в тоже время такой тонкий, едва уловимый, словно он доходил до меня откуда-то издалека. Ты идешь по раскаленному песку, смотришь на палящее солнце, на высокие барханы и слышишь такую мягкую мелодию. Словно мягкий шепот, но совершенно не добрый. Когда я слышу эту музыку, то содрогаюсь всем телом.
В селе мы часто хоронили воинов из Дружины. Собирали сено, у кого сколько есть, обкладывали его палками и клали на них безжизненное тело. Затем поджигали. Но было еще кое-что. Мы пели. Странную, погребальную песенку:
Спи спокойно, воин,
Жизнь дана лишь раз,
Куда пойдешь ты дальше,
Выбирай сейчас.
Спи спокойно, воин,
И не забывай,
Всех, кого ты в схватке,
Гибнуть оставлял.
Дух теперь бесплоден,
И надежды нет,
Но спи спокойно воин,
На много тысяч лет.
Я слышала эту песенку в пустыне. Однажды. Мелодия была такая знакомая… Иногда мне казалось, что там, за этими бесконечными песками, за горами, за всем миром, там, среди облаков сидит старый, безжизненный менестрель и перебирает костлявыми пальцами тонкие струны волшебной арфы. Он управляет ей, словно марионеткой. Потянет за одну ниточку… и звучит похоронный аккорд. Последний, завершающий. И все. Точка.
Зачем держаться за жизнь? Я мертвый человек. Живой труп. Перебираю ногами рыхлый песок. Он похож на зерно. То зерно, которое я покупала на базаре. Иду вперед, как заведенная. Ищу воду. Но зачем? Не проще лечь здесь и ждать конца? Жизнь больше не имеет смысла.
Надеюсь, Тимка выздоровел. Облепиха должна была помочь. Я потратила на нее два динара. Хотя, какая теперь разница. В голове всплыл образ младшего брата. У Тима одного в семье были светлые волосы. Но он еще маленький. Два года всего. Наш папа так хотел мальчика…
Жаль, что так и не увидел.
Он умер на войне. Тимка часто говорил, как хочет стать похожим на папу. Что ж, пускай. Только бы они справились.
Сердце вдруг так болезненно защемило. Ведь я их больше никогда не увижу. Ни озорного смеха, ни детского плача, ни этих карих глаз больше никогда не будет в моей жизни. Я умру в этой пустыне. Но самое страшное было в том, что они и сами это знают. У них больше нет старшей сестры.
Изгнанница.
Она умерла. Навсегда.
* * *
Олиф ненавидела свои волосы. Из всех существующих на земле предметов, больше всего она ненавидела свои волосы. Длинные, тонкие, ломкие, непослушные. Раньше она заплетала их в обычную косу, но та все время болталась туда-сюда и просто невыносимо мешала. Отстричь пряди Олиф не могла — женщинам полагалось иметь длинные волосы. Тогда она решила заплетать их по-другому: начинать косу не сзади, а сбоку, в районе уха, плести ее вокруг головы до другого уха, а оставшийся конец просто доплетать и перевязывать куском ткани. Теперь волосы не болтались сзади, и не били ее по попе, а свисали сбоку и доходили буквально до груди.
Казалось бы — все идеально. Как бы ни так.
Волосы постоянно выбивались из замысловатой прически. Приходилось заправлять их за уши, но они, то и дело, возвращались на прежнее место.
Олиф злобно дунула на темную выбившуюся прядь. Зря. Горло обожгло сухим воздухом. Как ей это надоело. Она и дня не провела в пустыне, а уже балансирует между жизнью и смертью. Как люди умудряются выживать здесь месяцами?
Олиф прикрыла ладонью глаза в надежде хоть немного ослабить солнечные лучи. Когда же наступит вечер? Сколько еще ждать? Тогда должно стать намного холоднее, солнце скроется за краем земли и песок, наконец-то, остынет. Олиф сможет хоть ненадолго избавиться от этой невыносимой жажды. Во всяком случае, она искренне на это надеялась.
Неожиданно вокруг нее закружились песчинки, попадая в глаза и забивая рот. Девушка поперхнулась, остановилась, сплевывая жесткие хрустящие кристаллики, начала тереть глаза. Обернулась и поняла, что это дует ветер. Горячий и обжигающий. Дышать стало намного тяжелее, в рот попадал жесткий песок, глаза застилала пелена. Рубаху, повязанную вокруг ее головы, начало сдувать.
«Ничего себе ветерок», — подумала девушка.
Она зажмурилась, придерживая рукой одежду, и продолжила путь. Если бы ее сейчас спросили, а зачем она вообще куда-то идет? Зачем тратит последние силы? Не проще ли остаться здесь и попытать удачу у Берегинь? Если бы ее спросили об этом, она бы не ответила. Мотивы своих действий были не понятны даже ей самой. Просто нужно было куда-то идти, не оставаться на одном месте, двигаться.
Олиф судорожно схватила ткань рубахи и почувствовала, как из рукава выпал нож. Она остановилась, опустилась на колени и принялась беспорядочно водить руками по песку, в надежде отыскать предмет. Глаза открыть не получалось, а интуиция тут была не помощником. После кучи бесплодных попыток найти единственную вещь, которая могла бы защитить ее, Олиф беспомощно легла на песок. Каждое движение давалось с трудом. Она многое бы отдала, лишь бы разучиться дышать, лишь бы не чувствовать эту сухость во рту.
К тому же чудовищная тварь не выходила у нее из головы. Эта штука утащила человека. Не трудно было догадаться, чем питается «зверек». До этого момента нож как-то помогал девушке не поддаться панике. В конце концов, она все равно умрет. Это лишь вопрос времени. Другое дело, как. Незачем врать самой себе. Олиф до колик в коленках хотелось жить. Она была не готова умирать. Невозможно так быстро свыкнуться с мыслью, что через минуту ты можешь повалиться навзничь и уже не встать. С этим не смириться так просто, так быстро.
Ей нужно найти нож. Тварь может напасть в любой момент. Не исключено, что уже сейчас она ползет прямо под девушкой, с хитро прищуренными глазищами, предвкушающими сладкую добычу. Олиф срочно нужно найти нож. Без него она погибнет. А умирать ей пока не хотелось. Не ради смерти она спасала сестру.
Олиф начала шарить руками по песку, пропуская между пальцами небольшие потоки маленьких песчинок, похожих на уменьшенные варианты хребтов. Те, в свою очередь, безжалостно забивались под ногти. Но Олиф было все равно. Она привыкла к грязи под ногтями, к мозолям на женской руке, к загрубевшей коже. Ей не впервой. Главное — найти оружие, какую-никакую защиту. Но сколько бы девушка не водила руками по песку, нож не обнаружился.
