— Сандерленд! — крикнул он. — Там, под окном! — Тонкий голосок брата звучал так, будто доносился откуда-то издалека. — Только погляди на это!
— Он снова за это взялся!
Фурия едва успела отодвинуть в сторону чернильницу, как Пип забрался на письменный стол и уставился в окно на ночной двор, прижавшись к стеклу лицом и руками.
— Твой грим! — крикнула Фурия и потянула брата за пижаму, но на стекле уже отпечатались жирные следы, красные и белые.
— Ах, Пип…
— Ты только погляди!
— У меня нет ни малейшего желания наблюдать за дурацкими представлениями Сандерленда!
— И вовсе это не представления.
Чтобы брат наконец оставил её в покое, Фурия тоже залезла на стол и присела на подоконник рядом с ним. Ей пришлось полностью опереться на левую ногу, потому что правая до сих пор болела.
У входа в резиденцию был один-единственный фонарь. Его свет отражался от «роллс-ройса». Автомобиль был припаркован у самого дома, все дверцы широко открыты, но «роллс-ройс» стоял так, что Фурия с Пипом не могли увидеть, что там внутри.
Была почти полночь, но Сандерленд до сих пор был одет в свою тёмную шофёрскую форму и фуражку. Он был огромного роста, крупный и крепко сбитый, как воскресный завсегдатай сельских пивных. Когда Фурия сидела позади него в машине, ей всегда казалось, что плечи его шире, чем водительское кресло, а лицо мало чем отличалось от каменных статуй, украшавших могильные плиты за часовней. Широкоскулый, с острым подбородком, он почти никогда не хмурился. Волосы на совершенно седой голове Сандерленда отливали алюминиевым блеском, хотя ему было лишь немногим больше сорока. И днём и ночью он ходил в солнцезащитных очках. В те редкие моменты, когда Фурии доводилось увидеть его маленькие глаза, они напоминали девочке острые льдинки.
— Он нас заметил, — сказал Пип.
— Конечно. Именно поэтому он и затеял весь этот спектакль.
Сандерленд действительно бросил взгляд из-под козырька наверх, на окно, слегка поклонился и исчез под поднятой крышкой багажника.
Пять лет назад отец Фурии дал объявление в местную газету о том, что ищет водителя. Сначала большинство поездок совершал Вэкфорд, но однажды вечером в самом центре Уинчкомба его задержала полиция — практически в полёте, — с такой сумасшедшей скоростью неслась его машина. Полиция забрала у Вэкфорда водительские права, оставив ему не слишком много шансов получить их обратно.
На объявление Тиберия откликнулись трое, и Сандерленд был единственным, кто приехал на собственном автомобиле. Этот «роллс-ройс» ещё долго удивлял окрестных фермеров, которые безустанно посылали отцу счета, и те безнадёжно складывались в штабеля на его письменном столе. Тот, кто ездит на такой машине, рано или поздно всё-таки оплатит свои долги. Сандерленд согласился работать за небольшое жалованье и самостоятельно содержать автомобиль, а за это Тиберий предоставил ему кров и еду. Отцу Фурии понадобилось некоторое время, прежде чем он убедился, что его водитель не является агентом Академии — библиомантом он не был, это очевидно. Постепенно Тиберий понял, что Сандерленду можно доверять.
Водитель поселился в сторожке у ворот резиденции. Он не гнушался никакой работы, например, сегодня он целый день перетаскивал старинную мебель, чтобы на следующее утро выставить её на улицу и продать. Если, конечно, кто-то проедет по этой пустынной просёлочной дороге, пролегающей через долину.
— Вот! — крикнул Пип. — Снова начинается!
Из открытого багажника дорогого автомобиля на гравийную дорожку падал свет. Тень водителя таинственно растягивалась от входной двери до кустов, словно привидение.
Прежде чем приступить к работе у Ферфаксов, Сандерленд выдвинул одно-единственное, но довольно странное условие — никому не разрешалось открывать багажник его автомобиля.
Покупки и крупные предметы перевозились исключительно на заднем сиденье «роллс-ройса». Если кто и открывал крышку багажника, так только сам Сандерленд. Он утверждал, что там внутри — особенный мир, бесконечный космос, удивительный и опасный.
Какие же, интересно, опасности могли там таиться?
Фурия считала его рассказы глупой выдумкой, но даже её отец смирился с таким ограничением и смущённо улыбался каждый раз, когда речь заходила о багажнике. Тиберий Ферфакс беспрекословно терпел причуды своего водителя. Сандерленд был непоколебим.
Иногда он всё же приоткрывал перед детьми свою миниатюрную вселенную.
Фурия, стараясь не показаться слишком уж любопытной, спросила:
— И сколько времени он уже этим занят?
— Пару минут, — сказал Пип.
Сандерленд отошёл от автомобиля на несколько шагов и скрестил руки на груди. В луче света, бившего из багажника, возникла белая фигура в костюме космонавта, который держал в руке верёвку, привязанную к ошейнику слона. Фурия отдала бы что угодно, лишь бы узнать, как именно этот зверь уместился в багажнике «роллс-ройса». Космонавт и слон ровным шагом удалились, оставляя в воздухе шлейф из серебряной пыли. Пип восторженно захлопал в ладоши, а Фурия вздохнула и отошла от окна.
— Ух ты! — закричал Пип. — Это было замечательно!
— Но это всего лишь глупая иллюзия.
Ну сколько можно объяснять ему, что к чему? С таким же успехом она могла бы поговорить со стенкой.
— Это просто фокус, как с кроликом, которого достают из шляпы. Некоторые пользуются шляпами, а Сандерленд — своим багажником.
Пип смерил сестру презрительным взглядом. Было совершенно ясно: с её мнением он не согласен. Целая вселенная! — читалось в его восторженном взгляде. Пип снова поглядел в окно: там космонавт как раз заводил слона в ближайший подлесок. Как и всегда, найти какие-нибудь следы чудес Сандерленда потом будет невозможно. У Фурии имелась своя теория насчёт причудливых спектаклей: возможно, Сандерленд использовал проектор, скрытно установленный в багажнике.
Одно было совершенно точно: книги здесь были ни при чём, иначе её отец, а возможно, и сама Фурия, давно бы это почувствовали. Сандерленд ни капельки не владел библиомантикой, но зато он был отменным фокусником. Его чудачества уже перестали изумлять обитателей резиденции. Единственным, кого представления водителя продолжали восхищать и удивлять, словно он видел их впервые, был Пип. Такое вот странное противоречие: угрюмый Сандерленд, который и улыбался-то редко, не говоря уже о том, чтобы выражать восхищение или радость, отлично знал, как сделать счастливыми других. Почему-то с первого же дня он полюбил Пипа и каждый раз старался уделить ему внимание, а вот с Фурией водитель держался хоть и вежливо, но довольно скованно.
