Ольга Горовая - Пламя Луны

Кажется, когда-то она умела плакать. Но это было так давно. Наверное, разрыдайся Селена, и ей стало бы легче. Но, Дочь Луны не плачет, так же, как и не чувствует. Нет, это наивная Иллия могла заливаться слезами по поводу и без, а Селена даже не понимала, откуда может взяться драгоценная влага. Прерывистый вздох. Зачем он явился. Она почти забыла, как ее звали раньше. Почти смирилась. Почти…, как часто она употребляет это слово сегодня.

Нетвердым шагом, Селена приблизилась к подоконнику, на котором лежала небольшая подушка пурпурного цвета. На этом импровизированном ложе лежал тонкий кинжал, украшенный лишь маленьким узором из серебра на рукояти. Губы девушки скривила гримаса — даже в этом, Он все равно был рядом.

Сделав глубокий вдох, чтобы привести в порядок нервы и унять дрожь в пальцах, Селена расстегнула молнию на куртке, сбрасывая ненавистную кожу. Уже более твердыми движениями, она разорвала наглухо застегнутую тонкую шелковую блузу, закрывающую ее от подбородка до запястьев. Избавившись от обрывков скользящей черной ткани, и оставшись в одном белье, Селена взяла кинжал.

В этой комнате, как и в ее спальне, не было зеркал. Девушка позволяла себе видеть собственное отражение только тогда, когда ни один кусочек обнаженной кожи, кроме лица, не был виден под спасительным слоем одежды. Ей не нужно было напоминание.

Сделав еще один вдох, Селена прижала острие кинжала к коже внутренней поверхности левого предплечья. Ей надо сосредоточиться, здесь кожа чересчур тонка, а вены так близки. И искус столь велик…

Но она не для того делала это. Нельзя нарушить узор. Покой и контроль, вот то, что ей необходимо. Ей нужна безмятежность. И она вернет ее. А потом — сможет по-новому оценить происходящее.

Пальцы правой руки слегка усилили нажим на согретую их теплом рукоять, и новый виток узора проступил на бледной светящейся коже, набухая алыми каплями…

************************************************************************

Аккуратно ступая, не производя ни малейшего шума, и лишь выдаваемый слабыми колебаниями воздуха, Даниил медленно приближался к девушке. Нельзя спугнуть ее. Иллия находилась сейчас в таком состояние, что трудно было предсказать ее реакцию. Она могла обернуть свою силу против него. Но это было безразлично Даниилу, он сумеет справиться с ударом. А вот того, что ее рука могла дрогнуть, или нажим пальцев стать сильнее — допустить было нельзя. Он даже не дышал, боясь выдать свое присутствие.

Девушка стояла к нему спиной, и Даниилу прекрасно было видно материальное доказательство успеха Конклава.

Все кожа девушки была испещрена тонкой паутинкой узора. Казалось, что это изысканное кружевное покрывало накинуто на ее плечи. Вот только сплетено это кружево было из плоти Иллии. И, в отличие от меток воинов, этот узор, как и его собственный, был глубоко врезан в плоть Дочери Луны, многократно повторяемый для лучшего закрепления. Даниил отрешился от того, что видел. Он не хотел сейчас думать об этом. Не было времени гадать, кто из Конклава — Килим или Арман, взяли на себя его миссию. Потом, позже, когда он решит это дело, будет время обдумать и уничтожить виновного в ее мучениях. Теперь, это вторично. Сейчас, надо было уводить Илли с дороги, по которой Конклав так далеко завел девушку.

Кровь уже стекала по ее руке тонкой струей, капая на каменный пол, но он пришел не слишком поздно. Она еще не соскользнула в глубину себя в этой жестокой медитации, к которой Конклав приучил Дочь Луны.

Одним стремительным движением он преодолел оставшееся расстояние, крепко зажимая ее руки своими ладонями, и разводя их. Даниил прижал девушку к себе, не давая ей шанса освободиться. Они застыли на несколько секунд, на три мучительных удара сердца. Иллия еще была в трансе.

Мужчина, наконец, позволил себе сделать вздох, чтобы ослабить напряжение в легких. И пожалел об этом, когда ее аромат наполнил его. Стоило повременить с дыханием. Его пальцы обвили ее израненную руку, даря прохладу измученной, испытывающей жжение коже. Он начал заживлять порезы, не давая им шанса стать новыми следами их общего поражения. Время покорения прошло, теперь они будут победителями.

Иллия вздрогнула, приходя в себя. Она попыталась вырваться из его хватки, но он не отпускал. Она не решила своей проблемы, и он должен был помочь ей справиться со своими чувствами. Даниил наклонил голову, и прошептал в самое ухо девушки:

— Я не для того дарил тебе этот кинжал, чтобы ты мучила себя, Илли. — Он поднял ее руку, с все еще зажатым в ней кинжалом, чтобы внимательно рассмотреть его. Даниил чувствовал, как ее ярость нарастает, подхлестываемая растерянностью.

— Какое тебе дело до того, каким образом я использую подарки? — Девушка шипела от переполнявших ее эмоций. Она извивалась всем телом, но мужчина, казалось, даже не замечал ее попыток. — Меня зовут Селена. Илли нет, она умерла десять лет назад. Ты убил ее.

Но Даниил не обращал внимания на обвинения.

Неужели Конклав не видел, что переход к этому этапу был ошибкой? Чего они хотели добиться, когда в ней еще столько чувств? Сделать Иллию зависимой от боли? Заменить все ее привязанности и потребности одной — потребностью в боли? Неужели, почувствовав, что им не удается доломать ее, Килим решился на такой шаг?

Вот теперь Даниил был готов медленно и жестоко уничтожить своего учителя.

— Нет, ты — Иллия, Селена лишь родовое имя. Не твое. Это — не ты. Разве мы позволим, чтобы они добились успеха? — Шептал он, сдувая дыханием светлые волоски. Зля еще больше. Показывая, что она беспомощна перед ним.

В ответ, Селена еще яростнее вырывалась, желая свободы.

— Нет никаких «мы». Ты ушел! Ты оставил меня им! — Девушка кричала, но голос был хриплым и ломанным, и Даниил знал, отчего он так звучит. Мужчина сорвал свой голос вместе с ней. Невозможно идти по пути становления Дочери, и не кричать. Даже он не смог этого. — Ты хоть представляешь, что они делали?!

Даниил позволил ей отстраниться, понимая, что практически получил желаемую реакцию. Она уже не сдерживалась. Девушка позволяла своим чувствам выплеснуться.

— Я знаю, что они делали, Илли. Именно я должен был делать это с тобой. — Он дозировал каждый жест, каждую модуляцию голоса. Делал его насмешливым, ироничным. Даниил сознательно доводил Иллию до срыва.

Глаза девушки пылали ненавистью. Она отскочила от него и стояла, сжимая кулачки.

— Ненавижу тебя, Даниил! Ненавижу! Посмотри на меня! Что ты знаешь?! Ты ничего не знаешь об этом медленном ежедневном умирании! И я даже не могла забыться! — Она обвинительно смотрела на него. — Нет! Ты лишил меня и этого спасения. Я помнила все, каждую минуту. И проклинала, весь мир, за то, что еще жива.