Хальвдан проехал через укрепления и остановил отряд у большого дома.
Сигурд увидел немало мужчин воинственного вида и лошадей, которые мирно паслись на земляном валу. Жены и дети воинов приветственно махали с крылечек, ощипывали гусей и занимались прочими домашними делами, неугомонная малышня всеми силами старалась угодить под копыта коней, и все собаки форта внесли свою лепту в общее приветствие гулким заполошным лаем.
Всадники спешились у большого дома, пожали руки приятелям и начали разбредаться кто куда — кто к своим семьям, кто в дом. Дагрун провел Сигурда туда же — в огромный мрачный зал, вдоль стен которого тянулись помосты для ночлега. В обоих концах зала жарко горели два больших очага.
Не сколько дверей вели в пристройки — в кухню, например. В середине зала находились скамейки и столы, женщины расставляли по столам щедрое угощение для воинов, живших в доме Хальвдана. Рольф во время трапезы сидел рядом с Сигурдом, ухмылялся ему, подмигивал и корчил гримасы старому Дагруну, который явно не хотел, чтобы Рольф болтал лишнее при Сигурде.
— Не беспокойся, — прошептал Рольф, когда Дагрун отвернулся, чтобы откликнуться на чье-то приветствие. — Альвийская баранина такая же жирная и жесткая, как у скиплингов, — и более ничего, так что не опасайся съесть зачарованный кусок и навеки остаться в нашей власти.
— Как будто у меня есть выбор, — проворчал Сигурд, бросая убийственный взгляд на Скейфа, который явно не собирался возвращать ему оружие. — Я все больше чувствую себя пленником и все меньше — гостем. Когда я смогу опять поговорить с Хальвданом? Я хочу знать, что он собирается сделать со мной.
— «И зачем привез меня сюда, — добавил он мысленно, — из жалости… или из мести?»
Рольф кивнул и подмигнул Сигурду, словно желая его подбодрить.
— Мы будем друзьями, так что ни о чем не беспокойся, — объявил он, словно не замечая грозных взглядов Дагруна. — Я позабочусь, чтобы тебя разместили со мной, а не в этом доме, — сквозняков здесь больше, чем народу. Я научу тебя тонкому искусству об ращения с оружием и магии…
— И худшего учителя ему здесь не найти, — раздраженно прервал его Дагрун. — Будь я Хальвданом, я бы, Рольф, повесил тебя за уши, одной заботой было бы меньше. Неужели до твоей тупой башки еще не дошло, что мы сражаемся не на жизнь, а на смерть, за само существование народа льесальвов? Ты, похоже, все считаешь, что эту игру устроили специально для твоего развлечения, — или же ты вовсе спятил.
Рольф лишь веселее заулыбался.
— Славная речь, Дагрун! Пью за твой такт, за обходительность, за… — Он осекся, подняв взгляд в тот самый миг, когда в зал вошел Хальвдан, все еще в запыленном дорожном плаще. Волна безмолвия катилась за ярлом, пока он шел к столу, за которым сидел Сигурд. Хальвдан коротко глянул на Рольфа, и тот мгновенно вспомнил о некоем весьма неотложном деле, поспешно извинился и удрал. Ярл перевел взгляд на Сигурда.
— Надеюсь, ты отдохнул и подкрепился? — не слишком вежливым тоном осведомился он, впиваясь суровым взглядом в неприязненную физиономию Сигурда.
— Покорно благодарю, — отвечал тот. — А я надеюсь, что ты потрудишься наконец объяснить мне, что же произошло с Тонгуллем… и что теперь будет со мной.
— Я, собственно, пришел за тобой, — отвечал Хальвдан. — Пошли, поговорим. И не забудь прихватить с собой шкатулку.
Сигурд прикрыл ладонью шкатулку, поднялся и пошел за Хальвданом; за ним по пятам следовал Дагрун. Юноша хмурился под пристальными взглядами альвов, понимая, что в лохмотьях, покрытых пылью и кровью троллей, он выглядит именно пленником, темным, кровожадным дикарем. Он расправил плечи, решив во что бы то ни стало сохранить достоинство.
Покои ярла оказались в дальнем конце дома, за дверью, обитой медными гвоздями. В очаге пылал огонь, отражаясь тысячекратно на металле развешанного по стенам оружия и в блестящих глазах двух волкодавов, растянувшихся у огня.
Хальвдан указал на кресло:
— Можешь сесть, если надоело все время быть настороже. Мы не причиним тебе зла. Напротив, мы с тобой могли бы пригодиться друг другу… если только я сумею убедить тебя, что ты по незнанию неверно судишь обо мне.
— Мою бабушку нельзя обвинить в незнании, — бросил Сигурд. — Она говорила, что у меня есть враги, что они ищут меня и хотят увезти куда-то.
Не станешь же ты отрицать, что долго искал нас обоих?
— Не стану, — кивнул Хальвдан. — И твоя бабка сделала все, чтобы помешать моим поискам. Как могла, скрывала она от нас, что вот этой шкатулкой владеет наследник мужского пола.
Сигурд поглядел на шкатулку, и ему почудилось, что вырезанные на ней лица впиваются в него угрожающими взглядами.
— Стало быть, в шкатулке есть нечто ценное и ты жаждешь его заполучить?
Жесткое лицо Хальвдана оставалось совершенно бесстрастным.
— Неважно, жажду я заполучить эту вещь или нет. Но ты прав — это величайшая ценность. Попади она в дурные руки, и нашему делу будет нанесен непоправимый вред. Погибнет много льесальвов. Нас и так осталось мало, враг рассеял нас, но мы все еще сражаемся, и нам больше жизни нужно то, что находится в этой шкатулке.
— Пока я жив, вы ее у меня не отнимете! — отрезал Сигурд. — Не знаю я ваших дел, но судя по тому, что я уже видел, все вы — обыкновенные изгои и, верно, не зря прячетесь по горным фортам. Я не слишком-то жалую изгоев, особенно после того, что произошло во фьорде Тонгулль. Не могу поверить, чтобы честные люди смогли уничтожить целое поселение, лишь бы завладеть одним-единственным человеком или вещью. — Он говорил, поглядывая на шкатулку с нарастающим любопытством, к которому примешивалась изрядная доля тревоги. Какое отношение к его бабушке имели эти изгои и вещь, которая так ценна для них?
Хальвдан отшвырнул плащ и несколько мгновений молча расхаживал туда-сюда перед очагом — отсвет пламени плясал на заклепках его пояса и ножен.
— Ты не знаешь ни нас, ни нашей жизни, — наконец сказал он. — Мы — льесальвы, а вернее, то, что осталось от льесальвов после того, как доккальвы Бьярнхарда захватили Сноуфелл и множество наших фортов. Да, мы изгои, потому что нас осталось мало и мы не желаем покориться. При каждом удобном случае мы наносим удары по Бьярнхарду и всегда существуем на грани жизни и смерти. Мы держимся поближе к вершинам, куда не каждый доккальв осмелится сунуть нос. За нами охотятся, нас презирают, и все же мы надеемся в один прекрасный день собраться с силами и изгнать захватчиков из наших жилищ и крепостей. Отступать нам некуда — нас слишком мало; всего тридцать два форта уцелело от некогда могучего королевства, простиравшегося по всему Скарпсею от края до края. Пока мы живы, враги наши не успокоятся — им хорошо известно, что льесальвы никогда не сдаются легко.
