- Кажется, нет, - прохрипела я, распластавшись на земле, перевернулась и села. Руки нещадно саднило, да и голова "вспомнила", что она собственно главная пострадавшая на сегодня.
Напротив на корточки опустился Филин, зажёг светляка и принялся изучать мои боевые отметины. Рядом крутилась Улька, горящая желанием присоединиться к процессу. Она, как ни странно, любила ковыряться в ранах, гнойниках и иже с ними и изредка мечтала о лекарской практике.
Боль потихоньку начала утихать и Фил вынес вердикт:
- До свадьбы заживет.
Над головой послышался ехидный смешок и невинный вопрос:
- Чьей?
- Орка альбиноса! - вяло огрызнулась я. - И с какого перепугу у вас вдруг клыки отросли?
- А что? Себе хочешь? У меня запасные есть... - Сонг с готовностью протянул две помятых белых полоски. Они оказались влажными и пахли репой, из которой и были вырезаны. Неумело надела их и замерла, оставшись сидеть с открытым ртом. Мои "клыки", как назло, торчали вкривь и вкось, придавая моей внешности сходство скорее со старой сварливой бабой, нежели с пугающей нечистью.
После того как друзья отсмеялись, Сонг "успокоил", что это моя настоящая сущность рвётся наружу, но, видя мою кислую мину, смилостивился:
- Хотя дай сюда! Тебе они без надобности!
- Почему?
- Ты и без них всем упырицам упырица!
"Успокоил, так успокоил... Век не забуду", - злорадно подумала я, подставляя чёрноволосой вредине подножку. А вновь завязавшаяся перепалка незамедлительно перетекла в более пристойное положение и отправилась на праздник под чутким руководством Филина, любящего всегда и везде наводить некий ему одному понятный порядок. Нарушить оный не под силу даже Сонгу, хотя для него этот вопрос перетёк в разряд принципиальных.
Казалось, мы отлучились на короткий срок, чтобы что-то могло нас удивить, но то, как голова вмиг стала пьяной, а тело налилось лёгкостью наводило... да ни на что не наводило! Хотелось втянуть носом плывущие по воздуху ароматы жаренного на костре мяса и хмельного мёда и бросится куда глаза глядят! Хоть народ пугать, хоть хоровод водить, хоть петь от души, так чтоб на утро горло драло и скрипело, а сейчас один только ветер носился в мыслях! Мы и не стали пренебрегать своими желаниями, быстро слившись с разношёрстной толпой: люди и нелюди; перхающие старики и скачущая через пылающие костры молодежь; все мелькали в свете ночи и рыжего пламени.
Но продлится это не долго. Скоро люди разойдутся по домам, и пойдёт коляда по улицам, петь-свистать, да танцевать, загадывать головоломки, а иногда и припугнуть хозяев сподобится ради щедрого угощения. Дело хоть и весёлое, но дюже серьёзное, до рассвета всех обойти надо, никого не обидеть (забыть о ком-то плохая примета, к беде, да несчастью). В это время ни в одном доме не будет гореть очаг, не смотря на прохладную ночь, приходящуюся с травня на цветень, и разведут его только после восхода Солнца от принесённого с собой огня ярмарочных костров. И каждый про себя подумает: "Вот, отмучались, сделали всё как надлежит, теперь и продохнуть можно". И никто не вспомнит, что в конце осени празднуется Овсень, а там попробуй не уложи фигурно дрова и не насоли соленьев на всю родню по давнему (в народе кличут по-простому "Подавитесь, окаянные!") обычаю и всё! Все весенние труды насмарку!
Поэтому сказать, что мы умаялись за ночь и устали - ничего не сказать. Мы как стояли, так и сели прямо на мостовую, переглядываясь и посмеиваясь, деля или отбирая любимые сладости. Над ухом застрекотал кузнечик. Небо над головой побелело: набирался сил новый день и утренняя свежесть сбивала нас кучнее друг к другу. На улицу высыпали люди, кутаясь в тёплую одежду, в ожидании задирали головы и тихо переговаривались, обмениваясь новостями. Слышался тихий смех и детский плач, но все как будто замерло, пока по крышам не прошмыгнул первый солнечный зайчик, отразившийся взволнованной радостью на лицах. Скоро из труб вновь пойдёт дымок, причудливо изгибаясь ласковой кошкой, и люди лягут спать после долгой ночи, чтобы вечером встретиться со своими родными и друзьями. Так и пропадёт втуне праздничных волнений целая неделя.
- Пора и нам... - заразительно зевнула Улька. Она сладко потянулась и её локоть коварно наметил попасть прямо по лбу сонному Филу.
- Да, пойдёмте-ка мы по домам... - Впрочем, Филин не поддался на провокацию и поймал своенравную конечность, а потом и приобнял девушку, потянув вниз по улице.
- Эй, Фи-филин! Дом в другой стороне! - ехидно крикнул Сонг им в спины. Парочка замерла и невозмутимо развернулась. - Нет, ты посмотри! Его только пусти к трём соснам! А ты, подруга, куда смотришь?
- А тебе всё возьми, да расскажи? - отшутилась покрасневшая Улька.
- Ой, да это "всё" и так на лбу написано!
- Что там написано? - набычилась девушка, встряхнув волосами.
- То написано. - Многозначительно подвигал бровями.
-Уль, да не слушай ты его, - вздохнула я.- Мне направо. Кто со мной?
- Ладно, я с тобой, - вызвался Сонг и душераздирающе зевнул. - С ними каши не сваришь. Совсем одурели в последнее время...
Пока Улька задохнулась и глупо хватала ртом воздух, Фил пожал плечами и улыбнулся, прощаясь с нами. Дальше мы отправились вдвоём. Ожидаемо и то, что когда показалась старая башня со знакомой вывеской, мы уже успели рассориться и теперь сердито поглядывали друг на друга, решая, кто первым пойдёт на мировую. Но, вздохнув, поняли, что ослиное упрямство в крови у обоих и, рассмеявшись, обнялись на прощание.
- Не скучай, Радка!
Проводила его спину взглядом, пока она не скрылась за дальним поворот, заодно подышала свежим утренним воздухом, поднялась по скрипучему крыльцу. Толкнула дверь, но открылась лишь жалкая щёлка, в которую и самая тощая кошка не пролезет. Упёрлась спиной, от моих усилий сапоги заскользили по деревянным доскам, а я чуть не уселась на крыльцо, но с мёртвой точки дверь не сдвинулась. Что за дела?! Рыкнув, дёрнула её ещё раз, услышав в ответ недовольный мурк. Ах, так?
- Васичка, ты ли это? - елейным голосом заговорила в щёлку - Васюточка? Кысь-кысь? Проголодался, хороший мой?
Просвет стал чуть шире.
- Василий, отойди от двери. Я тебя покормлю...
Родной дом распахнул мне свои объятия, а меня встретило радостное мурлыканье большого, мне по пояс будет, полосатого кота. Он обладал наглым прищуром жёлтых глаз на короткой морде и влажным вздёрнутым носом, производя на первый взгляд впечатление либо сонного, либо недовольного, либо недалёкого, но последнее лично моё наблюдение. Сам кот простого дворового окраса в полоску и белым пузом, ничем примечательным не выделялся, кроме размера конечно, но для наездного, он даже мелковат.
