Он протянул мне руки сомкнутыми запястьями вверх.
Что-то напоминает, не правда ли?
— И долго ты учил эту речь?
— Что? — Непонимающий взгляд.
— Я спрашиваю: долго ты учил эту речь?
— С тех пор как проснулся. — Неуверенное движение плеч.
— И это правда?
Он рванулся вперед, но быстро сник и прошептал:
— Да.
Этот простой ответ убедил меня.
Я знала, что нужно сказать. Мне нужно сказать это. Я должна…
Наверное, я молчала слишком долго.
Ральт склонил голову:
— Я понимаю, что вы не можете доверять мне. В Голубятне растят разных бабочек: бабочек-однодневок для утех и не вызывающих подозрений смертей, бабочек-убийц для смертей ясных в своей простоте и бабочек-наседок. Мы можем и утешать, и убивать, но ядром нашего существования является служение хозяину. Разумного существования рядом с Эйхри. Я не могу лгать вам. Вы — центр моей жизни. Ваше недовольство, отсутствие ваших прикосновений обрушивает меня в бурю. Я знаю, что только моя вина может быть этому причиной. Я прошу прощения, что не могу полностью следовать ритуалу — у меня нет ничего, чем бы связать руки, но вы могли бы просто высказать свое пожелание…
Рьмат Всемогущий! Я разнесла бы его голубятню по кирпичику, и сложила бы из них склеп тому, кто придумал делать такое с детьми.
— Ральт.
Он качнул запястьями вперед, но головы не поднял.
Рьмат милосердный, стыдно-то как…
Я потерла ладонями пылающие щеки и присела на траву рядом с Ральтом, обхватив его запястья ладонями. Он вздрогнул всем телом, но не сдвинулся с места. Попробуем еще раз.
— Ральт. В произошедшем нет твоей вины. Я и только я виновата во всем. Я торопилась домой и не заставила тебя рассказать все сразу. Я так обрадовалась возвращению, что совершенно забыла о времени, и если бы не Ра, ты бы уже… прости меня, Ральт. Если можешь…
Я аккуратно развела его запястья, отпустила их и потянулась к его плечам, заводя ладони под ворот, поглаживая, успокаивая.
Всхлип, другой. Он плачет? Резким рывком Ральт поднял голову и хрипло рассмеялся. Из глаз брызнули слезы.
Истерика. Великолепно.
Пощечина отрезвила его. Он поймал мою ладонь, ощупал медленно краснеющую щеку. И наконец, перевел взгляд на меня.
— Это правда, госпожа?
Рьмат! Мне что, поклясться чем-нибудь?
— Конечно, правда, — рокотнуло над моей головой.
Ра. Слава Рьмат и слугам его. И вообще…
Несколько секунд Ральт ошеломленно смотрел поверх меня.
— Я не знаю правильного обращения…
— «Ра» будет достаточно.
— Ра. Почему вы сказали, что…
— Это «правда»? Потому, что это так. Ее чувства открыты мне подобно тому, как твои — лларис. Ведь именно он позвал меня. Сейчас ей стыдно…
Утихший было пожар на моих щеках обрел небывалую силу.
— Она боролась с собой, чтобы попросить прощения, но она, несомненно, сказала правду.
****
Не знаю почему, но я поверил ему сразу и безоговорочно. Я не виновен. Это не было наказанием. Она… Она просто забыла обо мне… Понимание причиняло боль, но не внушало ужаса.
— Прости меня, Ральт.
Я не мог поверить, что она просит прощения. Неужели я все же что-то значу для нее?
— Мне не за что прощать вас, госпожа. — Я покачал головой. — Вы были в своем праве, пусть даже воспользовались им неосознанно. Я приму любое ваше решение.
— Ох, Ральт. — Она выдрала свое запястье из моей ладони, я и не заметил, как сжал его. — Едем домой.
Домой. В сердце кольнуло, и я с трудом сдержал горький смешок. Домой.
Нас отвез Ра. Гибкое серебристое тело легко скользило среди ветвей. Я видел такого зверя в книге хайрских поместий у моего первого. Гигантский горностай. Он, казалось, не замечал нашего веса. Когда мы скатились с его боков у ствола лларис, Ра скользнул в лес, ничего не сказав.
В ответ на мой недоуменный взгляд госпожа пожала плечами:
— До этого последний раз я слышала, как он разговаривает, года три назад.
Что ж, значит, мне была оказана честь.
Мы поднялись к дуплу, и снова лларис поддерживал меня. Сколько он подарил мне времени? И какой ценой? Я дал ему почувствовать свое беспокойство, получив в ответ глоток бесшабашности и уверенности в своих силах. Попытка улыбнуться не увенчалась успехом, но стало легче.
Госпожа прошла внутрь и села на подушки у стола. Я оглянулся в поисках сумок, и замер, оглушенный. Под ногами валялась свирель. Перехватило дыхание. Я тихо всхлипнул и тяжело оперся на стену.
Не знаю, как она оказалась рядом. Теплые руки обхватили меня, и горячее дыхание опалило шею.
— Что, что? Что с тобой?
Ладонь прошлась по плечу, взъерошила волосы на затылке. Левая рука обвила мою талию, прижимая меня к ней. Я оторвался от стены и повернулся к ней лицом.
— Свирель.
Выдох был почти неслышен, но она поняла.
— Ты… ты играл, когда началось?
Я неуверенно кивнул.
— Рьмат Милосердный, а я то не поняла, что ты там кричишь про то, что не будешь играть.
Меня передернуло. Столь жалким я не был даже в комнате моего первого.
Она обняла меня крепче и отстранилась. Я чуть не застонал от разочарования.
— Сыграй мне, пожалуйста.
Кажется, она увидела мое недоверие.
— Ни к чему бояться того, чего не было. Сыграй мне. Я хочу услышать.
Я подобрал подарок лларис и заиграл.
Я совсем не помню, что именно пела свирель в моих руках. Но когда я остановился, госпожа… Вен плакала. Взгляд карих глаз был пуст, по щекам катились слезы.
— Ты знаешь, — она как-то по-детски вытерла рукавом лицо, — я только сейчас поняла, что Илан умер.
Я вздрогнул, но ее теплая ладонь тут же оказалась на моем плече.
— Не тебе в укор, малыш. Я настолько закрылась от всего, сосредоточившись на задаче, что даже встреча с эштевани не разорвала этот кокон.
— С кем?
— Я… — Она решительно кивнула сама себе. — Я познакомлю вас. Нам нужен его совет.
Утро выдалось солнечным. За ночь осень успела окрасить часть листвы в теплые цвета. Золотые верхушки крон пропускали через себя солнечные лучи, позволяя тем выхватить турмалиновые, рубиновые, рыжие узоры на «нижних рубашках» серебристых стволов.
Ральт поднялся рано. Аккуратно уложил в сумы запас провизии, занесенной вчера Бартом, привычно проверил заточку Ласточки, огладив мимолетным касанием шершавую рукоять, и, чуть замешкавшись, вложил свирель в один из внутренних карманов для метательных ножей.
Вен еще спала в дальней комнате. Боязно было будить ее. Вчера она просила его позволить ей остаться, чтобы попрощаться с Иланом. Как будто он мог отказать ей…
