Олли казалось, что он привязан к старому дому больше, чем черепаха к собственному панцирю. И вот теперь они расставались. Оглянувшись еще раз, невысоклик растерянно махнул рукой и, взяв за повод ослика, зашагал вслед за Питом, догоняя растянувшийся на несколько миль караван переселенцев.
Через полдня пути дорога, или то, что от нее теперь осталось, пошла немного вверх. Миновав западные пределы Расшира, скитальцы решили разбить временный лагерь и остановиться на ночлег. Пестрый табор, состоящий в основном из невысокликов во главе с Годо Виндибуром, небольшого количества людей, а также множества вьючных и прочих домашних животных, поспешил укрыться в дубовой роще. Вскоре под каждым деревом у разведенных костерков мычало, хрюкало и бранилось на погоду многочисленное разношерстное сообщество.
Репейник, предусмотрительно захвативший вязанку сухих дров из сарайчика Олли, устроил очаг и приспособил над ним чайник. Скромный ужин и горячий чай вернули друзьям сносное расположение духа и они, забравшись под ближайшую повозку, достали карту.
Олли предлагал приотстать от каравана после того, как они минуют самый южный из Столбовых холмов, а затем свернуть вправо, поднявшись вверх по ущелью, отделяющему их от горного массива Черед-Бегас. Затем он планировал перевалить в Долину ветров, ведущую к Потерянным гаваням. А там Безымянный остров, должно быть, видно с берега.
На следующее утро все кочевье тронулось в путь. Привязав ослика с поклажей к повозке Мэда Виндибура, продрогшие невысоклики, надев под плащи все что можно, шли широким шагом, пытаясь согреться.
С рассветом дождь понемногу ослаб. Часа через три сквозь завесу стылой хмари начали угадываться Столбовые холмы, на вершинах которых, словно на отдых, расположились клубящиеся лиловые тучи. Олли казалось, что тучи следят за караваном, ожидая подходящего порыва ветра, чтобы сорваться с места и низвергнуть на головы переселенцев очередную порцию воды.
Еще через час открылось подножие первого из холмов, поросшее редкими соснами. Мэд, сидевший на козлах крытой повозки с семейным скарбом и болтавший с Репейником о том, о сем, вдруг заметил, что всегда словоохотливый Пит уже некоторое время не отвечает ему. Обернувшись, Мэд не увидел ни Пита, ни Олли, ни ослика с поклажей. Невысоклик недоуменно пожал плечами и, причмокнув на лошадок, покатил дальше, не придав исчезновению друзей особого значения.
Идти по каменистой тропе было намного приятнее, чем по развороченной повозками раскисшей дороге.
Олли, ведущий за повод ослика, резво переступающего через камни и коренья, то и дело оборачивался и смотрел назад, вниз - не идет ли кто за ними. Пыхтящий Пит, путаясь в длинном плаще, замыкал цепочку.
Путешественники шли к перевалу, направляясь прямо в оседлавшую его тучу. Большая, иссиня-черная и жирная как индюшка туча, свирепо погрохатывала, ощетинясь протыкающими ее молниями.
Питти забастовал.
- И не проси, - говорил он, - я туда не пойду. Она нас точно зажарит! Вот и Солист так думает.
- Какой еще солист? - начал озираться Олли.
- Ну, ослик наш. Я давно его так называю.
И, правда, голосок у ослика был дай боже всякому. Иногда, когда он был особенно напуган, его глотка исторгала такие звуки, что шарахались коровы.
- Ну и шуточки у тебя! - Олли покачал головой и посмотрел на животное.
Солист дирижировал ушами и жалобно поглядывал на невысокликов. Вид у него был как у жертвы на заклании.
- Смотри, - сказал Репейник, - уши скрестил, сейчас заорет!
- Ладно, леший с вами, - согласился Виндибур. - Отойдем вон к тем соснам и устроим привал.
Соорудив из сосновых веток что-то вроде гнезда и даже устроившись в нем с относительным комфортом, друзья решили немного пожевать.
Хлеб с ветчиной да парочка согревающих глоточков - верные спутники сна, подкрадывающегося к путешественнику на привале. Свернувшись калачиками, Олли и Пит задремали.
Олли проснулся оттого, что шум дождя прекратился. На сосне обрадовано засвиристела какая-то пичуга, а из дупла высунула нос любопытная белка. Невысоклик сел. Вокруг значительно посветлело.
Дождевой фронт уходил вниз по ущелью, прихватывая с собой рваные клочки серых облаков, безвольно проползающих мимо бивуака. Жирная лиловая туча, видимо не дождавшаяся особого приглашения, нехотя слезла с перевала и, проследовав над головами невысокликов, пару раз грозно рыкнула. Проснувшийся от грохота Пит погрозил туче кулаком.
- Давай, давай, проваливай! - сказал он, сделав страшное лицо.
Вдруг Солист, увлеченно жующий хвою из лежанки, поставил уши торчком, оборотив морду в сторону тропы. Теперь уже и невысоклики смогли различить какие-то звуки. По тропе кто-то шел.
- В кусты! - шепотом скомандовал Олли.
Молниеносно собрав вещи и схватив за повод удивленного Солиста, кладоискатели схоронились в ближайших зарослях.
Ожидая увидеть все что угодно и кого угодно, друзья, тем не менее, были потрясены увиденным. Из-за поворота показались девчонки Уткинс. Тина и Пина довольно бодро шли друг за дружкой, неся палку, на которой болтался узелок с пожитками.
- Мы тоже хотим искать клад! - хором выпалили сестренки, увидев друзей, явившихся из-за кустов с открытыми ртами.
- Как... как вы сюда попали? - еле молвил Олли.
- И кто вам сказал, что мы ищем клад? - подозрительно поинтересовался Репейник. - Может, мы здесь грибы собираем?
- Мы все про вас знаем! - затараторила Тина.
- Да, да, да. Все, все, все, - закивала Пина.
- И что же это, интересно, "все"? - Питти так и бегал вокруг.
- И про карту, - начала Тина.
- И про остров, - скорчила ехидную рожицу Пина.
- И про спрятанные сокровища! - снова хором выдали они.
В конце концов, выяснилось, что любопытные двойняшки подслушали разговор Пита и Олли, когда те разглядывали карту лежа под соседской телегой, во время остановки каравана на ночлег.
Папаша Уткинс как служащий магистрата, остался вместе с Алебасом Кротлом в Хойбилоне, а дочурок отправил вместе со своей сестрой и племянниками-сорванцами, к Черед-Бегасу.
Как только старая тетка немного отвлеклась, напустившись на одно из своих чад с упреками и тумаками, двойняшки незаметно улизнули.
Если бы Олли не был так молод, то он, вероятно, смог представить себе всю глубину горя безутешного отца потерявшего детей, постарался догнать караван и вручить беглянок тетке.
Но родительские чувства были Олли не ведомы, и его совесть балансировала между желанием прогнать девчонок прочь и нежеланием рисковать, раскрывая свое исчезновение.
