— А Томка? — не понял Павел.
— Ничего с твоей Томкой не случится,— понизил голос Жора.— Такие, как она... Короче, всплывет. Не в этом смысле, тьфу, тьфу, тьфу, черт! Запомни, главное сейчас — не пороть горячку. Хотя черт его знает... Совпадений же не бывает? Может быть, она от тебя опасность отвести хотела?
— Да какая, к черту, опасность? — заорал Павел.
— Никакой! — рявкнул Жора,— Мелочи. Маленький взрывчик, от которого сейчас вся моя служба на ушах стоит. Прячься, я тебе сказал!
— Может быть, к тестю? — пробормотал Павел,— Может, она к тестю уехала? Но он вроде бы сам в отъезде...
— Что она там забыла? — не понял Жора.— Подожди, ты же сам говорил, что тесть твой по образу жизни среднерусский спартанец?
— Ну мало ли... — задумался Павел.
— Подожди... — Павел ясно представил кислую физиономию Жоры-гиганта.— Не пори горячку. И не играй в конспирологию и следствие. Запомни, заговоров не существует. Хотя преступные замыслы бывают, да. Но все всегда объясняется проще, чем кажется на первый взгляд. Лучше записку от жены ищи. Не могла она ничего не оставить. Она ж в тебя... как кошка.
— Нет записки,— присел на край кровати Павел, взъерошил испорченный паспорт, но о фотографии Жоре ничего не сказал.— Мы никогда не писали друг другу записок. Я вообще не помню Томку с ручкой в руках, кроме загса. Она должна была позвонить. Да, черт возьми, предположим, что Томка ушла от меня. Зачем взяла дробовик? Отстреливаться, если погонюсь за ней?
— Дурак ты, Шермер,— отрезал Жора.— Не могла она от тебя уйти. Нечасто ты нас, парень, баловал ее красотой, но то, что я разглядел, однозначно в твою пользу. Девка приросла к тебе намертво. А дробовик... Может, кто из наших просил на тест? Хотя какой тест? Нет сейчас никого в городе... Да и зачем скрывать... Нет, тут что-то другое. А ведь хороший у тебя дробовик. Редкая вещица. Я бы его цену на десять умножил. Наверное, все пластиковые детали металлом заменил? Дальность раза в два выгнал? Он же у тебя теперь ноль-четвертыми поплевывает?
— Жора! — повысил голос Павел.
— Короче,— отрезал великан,— Мне уже совсем некогда, залегай поглубже и жди звонка. Исчезни на время, но не исчезай вовсе, парень.
— Постараюсь,— скривился, согнулся от нахлынувшей головной боли Павел.— В милицию заявлять?
— Не стоит,— твердо сказал Жора.— Во-первых, что ты им скажешь? Что твоя бездетная очаровательная половинка унесла свою зубную щетку? Это я знаю, что Томка бросить тебя не могла, а там...
— А во-вторых? — продолжил Павел.
— Во-вторых, у тебя мастерская взорвалась, не так ли?
— Так,— согласился Павел.
— Ты — подозреваемый,— заключил Жора.— Знаешь, как с подозреваемыми разговаривают в милиции? Держись от милиции подальше. До тех пор хотя бы, пока я сам не разберусь с твоим взрывом. Понял?
— Понял,— нажал отбой Павел и замер. За спиной у него кто-то стоял. Он не слышал ни звука, ни чужого запаха, но явственно ощущал тяжелый взгляд на собственной спине.
— Кто тут? — спросил он и начал медленно подниматься, одновременно нащупывая в кармане короткий нож.
Звук, который он услышал, напоминал свист воздуха из-под отжатого ниппеля. Незнакомец стоял в дверях. В секунду Павел успел рассмотреть коротко остриженную голову на крепкой шее, сглаженные, невыразительные черты лица, черные очки с круглыми стеклами, серый костюм и черную воронку шириной в два пальца, направленную в его сторону. В следующее мгновение воздух в комнате сгустился, подернулся пунктиром оранжевых искр, и тяжелый удар потряс Павла. Его словно накрыло взрывной волной. В глазах у него потемнело, и только по боли в спине и звону Павел понял, что проломил дверцу стенного шкафа. Дыхание перехватило, в висках заломило невыносимой болью, в носу захлюпала кровь, но за миг до того, как вместе с гортанным возгласом незнакомца «Дрянь!» удар повторился, Павел успел метнуть нож. Второй удар он перенес легче, хотя стенному шкафу явно пришел конец. Левая рука защитила глаза, и, глотая в обломках шкафа кровь, Павел успел рассмотреть гримасу на лице незнакомца и свой нож, вошедший в его плечо над ключицей. Незнакомец выдернул нож, уронил его на пол, еще раз повторил «Дрянь!», сорвал что-то с шеи и, осыпавшись черными хлопьями, растворился в воздухе.
С ребенком сразу не вышло. Сначала, мрачнея день ото дня, Томка сама ходила по врачам, потом начала таскать Павла. Заставляла его сдавать мыслимые и немыслимые анализы, отправляла на разнообразные, порой малоприятные процедуры, даже устроила таинственную магнитно-резонансную томографию, несмотря на недоумение Павла: а это-то к чему? Он уже начал наводить справки насчет возможного усыновления брошенного ребенка, когда однажды Томка выскочила из фитнес-центра чуть утомленная, но с бодрой улыбкой. Прыгнула в машину, чмокнула Павла в щеку и торжествующе потрясла вакуумной упаковкой с парой десятков пластиковых баночек. Внутри зашуршали белые крапинки.
— Все будет хорошо.— В ее голосе слышалось облегчение,— Была у очень хорошего врача. У очень хорошего. Как он ржал, когда я рассказала, на какие мучения я тебя обрекла! Сказал, что за такого терпеливого мужа надо держаться руками, ногами и зубами.
Она обняла Павла, чмокнула в щеку, шутливо зарычала, прикусив уголок его воротника, и вдруг заплакала.
— Ты что? — Он поймал ее за шеки, уперся переносицей в лоб, слизнул слезу со щеки,— Ты что? Я с тобой!
— Я знаю.— Она спрятала лицо в ладони, стерла слезы, постаралась улыбнуться.— Дурак! Я от радости плачу, у нас все в порядке. У тебя-то уж точно, здоровее, чем ты, не бывает! Доктор так и сказал. Прописал кое-что. Это, конечно, все ерунда, гомеопатия, для самовнушения, можно сказать, но главное не в этом. У меня... — Она, запинаясь, произнесла что-то непонятное,— Ну если перевести на общегражданский — повышенный тонус, здоровья слишком много. Нужно просто постараться — и все получится. Может быть, через год, может быть, через два. Не нужно только торопить природу. Врач так и сказал: через два годика приглашайте на крестины. Если не сладится, плачу тысячу зеленых. Если не вам рожать, так кому тогда? Ты понял?
— Как зовут врача? — спросил Павел.
— Тебе зачем? — Она удивленно подняла брови.
— На всякий случай.— Он запустил руку в ее волосы.— Если что, тысяча зеленых уже в кармане. Знаешь, Дюков всегда так на футбол ставит. Болеет за наших, а рублем голосует за соперника. И ведь по-любому не внакладе. Жаль только, чаще в деньгах выгадывает. Когда стараться начнем?
— А ты разве еще не начал? — замерла она, положив подбородок ему на плечо.
— Нет,— Павел продолжал теребить ее волосы,— Пока еще не старался. Я вообще не хочу стараться. Знаешь, как хорошо не стараться? Я просто живу тобой, Томка.
