Танит Ли - Ксюрхн

В седьмую ночь крадущаяся, в одних чулках тень прошла через третий и секретнейший погреб ненавистного монастыря, где священники справляли мессу Юте, сопровождая ее извращенными муками и молитвами…

Священники с желтыми костистыми черепами обнаружили за алтарем задушенную ведьму с тонкой удавкой на шее и пропажу талисмана с положенного места, отчего тихо рассмеялись и вернулись к своим странным занятиям.

…Даже Восток должен закончиться, если зайти достаточно далеко, — это известно любому здравомыслящему человеку. В своем странствии Тиш видел, как четыре времени года Земли проходят вереницей по полям, возделанным человеком; каждое приходит, уходит и возвращается снова. Все экзотичнее становятся земли, если ехать, не останавливаясь, дальше на Восток. За последним из Шести Королевств Тишу открылись темные гнилые леса, чьи чахлые деревья устремляют свои узловатые корни к мякоти, сокам и извести земли, а в безобразных тенях дурачатся и хитро косятся назойливые Зуги; он видел зловонные трясины, покрытые бледным перламутром рясы, их странных обитателей — вздутых червей, имеющих поразительные мордашки. На той стороне Гака Тиш ехал по пустыне, сплошь усеянной костями химер. Он потратил на путь по барханам около недели, неустанно молясь, чтобы любители обгладывать кости оставались невидимыми как можно дольше. За пустыней есть город, чьи опускные решетки выполняют роль зубьев так хорошо, что не приходится лукавить. Отсюда Тиш направил свою голодную зебру по бесплодному каменистому краю последней границей Востока. В один из дней он увидел Ночь, зловеще плескавшуюся под ним, медлительный тягучий водоем в мифическом Мхоре.

Тиш отпустил зебру. Кровавое солнце клонилось к закату. Свирепая Ночь устремилась вверх из долины, и Тиш не нуждался, чтобы ему говорили, какое адское отродье скрывается до поры до времени в сумерках. Он зажег маленькую глиняную лампу, опустился на камень, закутался с головой в дорожный плащ…

Со множеством неуловимых шорохов и всхлипов в темноте морозной стыни звездного пространства появились тени. Что-то, холодное и липкое, пролетело, едва не коснувшись его лба. Движущиеся очертания кошмара выступили за границей слабого света. Тиш услышал далекое недолгое безумное ржание своей зебры и вторившее ей злобное хихиканье. Вслед за этим стая теней потянулась к перевалу, прямо за пределы Мира, и Тиш начал осторожно спускаться по склону, неся с собою лампу. Каждый камень срывался под ногами в хлипкой чавкающей грязи. Повсюду были вырыты ямы с уходящими в глубину норами. Лампа давала слишком мало света. Тиш оступался много чаще, чем ему хотелось бы, и как-то раз его рука соскользнула в одну из таких нор…

Позже он нашел стесанные ступени у основания башни, когда что-то мягкое стало угрожающе скатываться позади него, вздыхая в темноте и тревожа древние кости. Тиш был бы рад не увидеть того, что предполагал. Он невнятно бормотал бессмысленные молитвы, обращенные к талисману, что лежал в кармане, пустословил и бешено карабкался вверх, цепляясь руками и ногами, по головокружительной лестнице, в то время как глухие подозрительные звуки у него за спиной усиливались, что-то мокрое вывернуло лампу из его ослабевших пальцев, проглотило ее со скотскими слюнями и повисло на шее, пока его окровавленные руки искали медную дверь. Тиш толкнул ее, забрался внутрь и быстро захлопнул за собой. Что-то билось в дверь и зловеще хихикало.

Распластавшись в темноте на полу, бормоча о Черном камне, бесценном и охраняемом Ночью в мифическом Мхоре, в бесформенном Ксюрхне, чьей душой он является, кто сидит во мраке высокой башни и беседует с Другими Богами, чьи методы наказания вора имеют веские причины для страха, но которые не в силах терпеть талисман, освященный самой богиней П’тса-Каамбле, чья благородная красота разбивала миры вдребезги. Тиш во тьме разбитого разума никогда не узнает, что талисман покинул его пальцы по молчаливому знаку священников с желтыми костистыми черепами…

Он не видел и того, как Ксюрхн спустился вниз вместе со своей душой, чтобы откликнуться на назойливый стук в дверь.

Высоко над ним поднимался город, где мягкие низкие склонны Лериона заканчивались, и остроконечная вершина его главного пика начинала свой долгий путь в туманное небо Сказочной Страны. Необитаемая и дремлющая, лежала она долгие годы в упадке и запустении, и до сего времени ни один человек не приходил узнать ее древние секреты. Только он, Нирлон Послушник, осмеливался проехать с севера берегом реки Скай к ее истокам в высокой долине Мунантра, между Лерионом и скалистой Дларет, и двинулся затем каменистыми тропами Лериона туда, где спал, погруженный в молчаливое раздумие, Югироут.

Нирлон Послушник надвинул край широкополой меховой шляпы, чтобы защитить глаза от заходившего солнца, и тронул выносливого пони к подножию внешних стен.

Никто не знал, откуда и когда пришли люди в Югироут. Зеленые тени Мунантры уже бродили по лесам тайной величавой поступью, а гулкое эхо разносило их жуткие охотничьи крики, когда четыреста лет назад предки Нирлона появились с востока, чтобы поселиться в плодородной долине Скай и воздвигнуть Ултгар, Нир и Хатег. Сильные сородичи инстинктивно не долюбливали жителей Югироута, находя их слишком короткими, чрезмерно волосатыми и не в меру молчаливыми. Возможно, если бы их лобные кости не выдавались бы так далеко вперед, нависая над маленькими острыми глазками, или бы они, по крайней мере, готовили мясо буопота перед едой, люди из долины Скай искали бы с ними общения, но в действительности только несколько смельчаков сподобились выучить их грубый гортанный язык. Именно от этих отщепенцев и вечных неудачников доходили обрывки сведений до жителей Скай.

Не умными были люди Югироута, их каменные копья и ожерелья из волчьих клыков казались бесконечно устарелыми для разумных и изобретательных обитателей Скан. Слишком самонадеянно кичились они своим мастерством охоты на диких биопотов, хотя большая часть их успеха достигалась применением полуприрученных курешей, одновременно в качестве охотничьих собак и верховых животных. Это отвратительное ископаемое древних времен, давно вымершее в других областях Сказочной Страны, имело, в сущности, конское тело, на которое садились верхом наиболее отважные вожди, длинную узкую собачью морду, позволяющую брать след на больших расстояниях, и огромные когти, которые вместе с пастью, полной крупных неровных клыков, делали много больше вреда на охоте, чем их несовершенные копья. Судя по всему, людей Югироута не беспокоил тот факт, что норовистые животные забирают себе львиную долю как в охотниках, так и в добыче, ибо если охота оказывалась успешной, оставалось довольно много, чтобы поделить трофеи, а если нет, павшие участники утоляли голод тех, кто числился в живых.