— На ключе что-то написано…
Ударила молния, на миг высветив три человеческие фигуры в огромной темной библиотеке. За окном бушевала гроза — логичное завершение дождливого дня. Свет никто зажигать не торопился, и полутьма укутывала, словно теплое одеяло.
— Чертовы Петровски, — хмуро произнес джентльмен в полосатом темно-синем костюме, похожем на обивку кресла, в котором он с удобством устроился. В одной руке у него дымилась сигара, вальяжно зажатая между пальцами, другой он лениво придерживал бокал вина. — Эти русские такие шумные. Так старательно прикидываются веселыми и эксцентричными, что…
— Что это утомляет, — выпустил струю сигарного дыма изо рта Джозеф Кэндл, сидящий в кресле напротив. — Все верно, мистер Греггсон, все верно.
Из-за стены доносился приглушенный гул: это гости монотонно общались, делясь впечатлениями от дома, ожиданиями праздника и своими никому не интересными историями.
— Вы ведь не просто так затеяли весь этот разговор, верно, мистер Кэндл? — спросил мистер Греггсон, прищурившись от очередной вспышки молнии.
— Вы сама проницательность, дорогой мистер Греггсон. — Джозеф глядел на черные силуэты дрожащих на ветру за окном деревьев и вслушивался в стук дождя по крыше. — Но когда я просил вас присоединиться ко мне, я предполагал, что наш разговор пройдет тет-а-тет.
Рядом с креслом мистера Греггсона неподвижно и молчаливо стояла его старшая дочь. Девушка была крайне бледна. Опустив взгляд, она глядела в пол, а тяжелые веки наползали на ее глаза, словно портьеры. На мисс Греггсон было кремовое платье, открывающее резко очерченные ключицы и тонкие усохшие руки, похожие на голые кости, обернутые сухой кожей. Голова с поднятой кверху прической сидела на слишком тонкой шее, которая грозила в любой момент надломиться. Можно было подумать, что, если вдруг кто-то сейчас зайдет в библиотеку, от поднявшегося сквозняка девушка завалится и рухнет на пол.
— О, она ничего не понимает, — успокоил собеседника мистер Греггсон. — Вы можете смело говорить со мной при ней.
— И наш разговор останется конфиденциальным?
— Разумеется.
— Адвокатская тайна?
— В некотором смысле, — обнажив подточенные зубы, улыбнулся мистер Греггсон. — Но перед тем как вы что-то скажете, я хотел бы предупредить вас, мистер Кэндл: вы должны учитывать, что Кэндлы — всего лишь ветвь ковена Тэтч, а я верный слуга всего древа.
— Это значит, что мне нужно осторожнее подбирать выражения? — Джозеф недобро прищурился. — Поскольку наш разговор в любом случае дойдет до ушей Скарлетт? В чем же здесь тогда конфиденциальность?
— Мадам Тэтч — глава ковена… — начал мистер Греггсон и вдруг подался вперед, словно передумав. — Но раз уж вы угостили меня таким прекрасным вином и увели из этой душной гостиной, я сделаю вам одолжение, мистер Кэндл. Из чувства моего глубокого почтения лично к вашей персоне я с удовольствием выслушаю все, что вы скажете, и даже оставлю это при себе. В первый и в последний раз.
— О, я полагаю, что второго раза не будет, — заверил Джозеф, понимая, что Греггсон на самом-то деле не верит в такое понятие, как почтение к кому бы то ни было, а всего лишь идет на поводу у своего любопытства. Должно быть, сейчас его изнутри гложет: «Что этот Кэндл может мне предложить такое, чего мне не предлагал никто ранее?» Джозеф мысленно усмехнулся — о, у него был не один козырь.
— Вы так уверены в себе? — удивился мистер Греггсон. — В силе собственного убеждения?
— Скорее в вещах, которые способны изменять отношение людей к чему-либо, — уклончиво уточнил Джозеф.
— В общем-то, признаться, я ожидал что-то подобное, — усмехнулся мистер Греггсон.
— Правда?
— Да. Ни один шабаш не проходит без интриг в темных углах и игр во влияние.
— Что ж, тогда все становится еще проще. Мне нет нужды тратить время на придумывание прелюдий.
— Вы можете говорить откровенно. Со мной иное не проходит. Но… — Он замолчал, нахмурившись.
— Вас что-то беспокоит? — спросил Джозеф.
— Если вы так хотите моего внимания, отчего держите меня за дурака? — многозначительно проговорил мистер Греггсон. — Кое-кого не хватает…
— Простите, но я вас не совсем…
— Оставьте это, — оборвал собеседника мистер Греггсон. — Вы прекрасно меня понимаете. Я осведомлен обо всех переплетениях ветвей древа ковена Тэтч. И ветвь Кэндл явно неполна. Госпожа Джина Кэндл, три ее дочери, две дочери миссис Корделии Кэндл, двое ее сыновей и близнецы — ваши с миссис Меганой Кэндл дети. А также вы, уважаемый мистер Джозеф Кэндл. Это те, кого я видел в Крик-Холле по приезде. Не хватает вашего брата.
— Ах, это… — проворчал Джозеф. — Ваши познания делают вам честь.
— Это всего лишь моя работа, мистер Кэндл, — напомнил мистер Греггсон. — Древо ковена Тэтч — это то, чем я, как вы знаете, заведую. И я не могу понять, отчего вы не потрудились сообщить мне, глашатаю, или, если угодно, секретарю собрания, об изменениях, произошедших в вашей семье? Если Гарри мертв, я должен был об этом узнать раньше вашего семейного врача, раньше душеприказчика. Если жив, то отчего я не имел чести с ним поздороваться? Если покинул вашу семью, то…
— Ах, дорогой мистер Греггсон! — перебил Джозеф. — Само собой, мы бы сразу же уведомили вас, случись что с моим любезным братцем, но все дело в том, что ему просто нездоровится.
— Вы совершенно напрасно пытаетесь так нелепо отшучиваться, мистер Кэндл.
— О нет, нисколько. Я говорю вам чистую правду. Само собой, есть некоторые оговорки, но они несущественны. Гарри жив и относительно здоров. Он не выходит к гостям. Но пригласил я вас говорить вовсе не о моем брате.
— Да, я догадался.
— Вы ведь знаете, что приурочено к нынешнему шабашу?
— В приглашении все было пояснено весьма доступно, — покивал мистер Греггсон. — Ваша ветвь желает инициировать вашу племянницу Кристину. И провести ритуал Триединства. Подобный ритуал не проводился уже больше сотни лет — это исключительное и торжественное событие. Именно поэтому ковен собирается в Крик-Холле. И я должен был бы вас поздравить, но помимо поздравлений я хотел бы также и предупредить. Мадам Тэтч осведомлена о том, что в приглашении заявлено далеко не все. Вы ведь рассчитываете провести не только ритуал Триединства, верно, мистер Кэндл?
Джозеф вздрогнул. Судя по всему, этот Греггсон не блефовал. А если это так, то все кончено. Все рухнуло, не начавшись. Все планы Корделии теперь яйца выеденного не стоят.
— Скарлетт уже знает? — Джозеф ухватился за соломинку. — Или ей дадут знать?
— Рад, что на сей раз вы не отпираетесь, мистер Кэндл. Но вынужден вас огорчить: мадам Тэтч уже все знает, и она весьма недовольна. Признаться, она в ярости. В ярости из-за того, что ее попытались провести.
Джозеф на мгновение представил себе, что сделает с ними всеми Скарлетт, и ему стало дурно.
Мистер Греггсон продолжал:
— А отчего, вы думали, она выказывает Кэндлам свое неудовольствие, собравшись приехать лишь в последний день? И ее нельзя винить…
Джозеф не поверил своим ушам:
— «Выказывает неудовольствие»? «В последний день»? То есть она все же приедет?
— Разумеется! А как же иначе? Собирается весь ковен, а Верховной не будет? Она зла из-за того, что вы пытались скрыть часть своих планов, но она не может пропустить инициацию своей любимицы, Кристины. Тем более Триединая Линия в вашей ветви значительно укрепит весь ковен. Да и сам Самайн — не шутка.
Джозеф понял, что поторопился с выводами. Он-то полагал, что Скарлетт раскусила тайный план Корделии и игру с Иеронимом, но здесь дело явно было в чем-то другом. До поры не позволяя себе облегченно вздохнуть, он попытался осторожно выведать, что же на самом деле известно главе ковена.
— Я понимаю, что кое о чем умолчать в приглашении было ошибкой, — начал Джозеф. — Я и сам не люблю недомолвки, но Корделия… вы ведь ее знаете. Я хочу поинтересоваться, что вы сами думаете о том, о чем мы не упомянули.
