на севере? — расспрашивал Лоув.
— Вероятно, у него достаточно сил, чтобы самостоятельно защищать стену. Хитрый Адайн, как всегда, продумал все заранее, — предположил командующий. — Мы выяснили все, что смогли, часть донесений наших шпионов подтвердились, — произнес командующий, встав со стульчика. — Листва, что над нами, начала зеленеть?
Адепты подняли взгляды и взглянули на слегка зеленеющие листья, которые ласкали лучи Еирии.
— Да, командующий. Листья начинают зеленеть, — ответили воины с кружащимися радужками.
— Мы должны придерживаться плана и успеть взять северную стену Лострада, до того, как все листья и трава окончательно позеленеют. Нам пора обратно, скоро прибудет король Тормак, мы должны скоординировать наши действия, — сказал седовласый мужчина, опираясь на свою черно-белую трость с оттенками голубого, и направился глубже в лес.
В то время король Тормак стоял на вершине холма, держа в руке желтоватый лист бумаги с запахом копченой груши. Позади короля Пруана стояли его верные стражи, а перед ним, у подножия холма, тянулась его двадцатитысячная армия, двигаясь на юг в направлении северной стены Лострада. Войско включало в себя всадников, пехотинцев, скрипящие повозки, перегруженные материалами и деталями для осадных машин, а также усталых людей, пытающихся вести фыркающих лошадей вперед. Земля буквально дрожала под их ногами, оставаясь вытоптанной, невыразительной, бездыханной, искалеченной, лишенной жизни, а воздух сотрясался от речей и дыхания этого великого воинства.
— Это только начало, — размышлял Тормак. Внезапно, теплый ветерок пронесся мимо его черных кудрей.
— Король… Тормак. Вы хотели меня видеть? Мне показалось, что я ответил на все ваши вопросы письменно, — произнес мужчина, и его присутствие наполнило воздух запахом копченой груши. Он встал по правую руку от короля Пруана, его лицо оставалось скрытым под голубым капюшоном.
— Так и есть. Но есть одна вещь… один вопрос… одно имя… которое меня безумно тревожит. Оно навязчиво повторяется, нервирует и настораживает меня, — произнес Тормак медленно, чувствуя, как вокруг него вибрирует воздух и земля дрожит от могущества его верного адепта.
Мужчина без лишних слов понял, о каком имени идет речь.
— В последнее время это имя не покидает мой слух. Оно укоренилось в моей голове, и осело на моем слуху, и это имя — Адайн. Я надеюсь, Арлон, ты сможешь разобраться с этой проблемой, — спросил король, глядя на мужчину под капюшоном.
— Не волнуйтесь, — ответил Арлон, снимая капюшон. Его три синих радужки по-прежнему вращались по часовой стрелке, но быстрее. — С моим младшим братом я справлюсь без труда.
— Братом? Хм… Интересно, — подумал Тормак. — Ты никогда меня не подводил, и каждое твое слово было верным. Я доверяю тебе. Иди, — сказал король Пруана, взглянув на свою армию.
Арлон исчез так же быстро, как и появился.
— Когда стремишься к миру, готовься к войне; а в поисках войны, всегда открывай двери мира, — размышлял Тормак, складывая желтый лист бумаги. — Мы оба, Эдриар, предпочли войну. Мой ход в этой истории сделан, и он окажется критичным для тебя и твоего народа. Мои родители были казнены Лострадом, и в ответ я казню Лострад.
Глава тридцать четвертая. Костер черно-белого пламени
В самом сердце ярких изумрудных джунглей царила тревожная тишина, а в ее эпицентре мерцало черно-белое пламя костра, похожее на антиутопическое привидение. Монохромные оттенки накладывали холодное покрывало на дикую красоту природы, искусно окрашивая жизнь в оттенки уныния. Языки пламени с завораживающей грацией переливались, их призрачные движения сплетались в безжизненный балет, балансирующий на грани реальности и кошмара. Лишенное привычного тепла, пламя словно сжимало дикие просторы, навевая тоску и отчуждение, как будто в его огненных объятиях вновь пробудилось древнее проклятие из бездны времен. Дугообразные языки огня тянулись к небу, в жесте, который казался скорее формальностью, чем искренним желанием поцеловать звезды. В их тоске не было органичной интенсивности живого огня; они словно были связаны невидимыми нитями, следуя заранее намеченному пути, как шифрованные символы в загадочной многогранной истории.
Окружающая костер атмосфера излучала ауру ледяного одиночества. Неистовая жизненная сила джунглей словно отступила, уступив место этой зловещей аномалии, оставив после себя лишь жуткую, затихшую пустоту. В этой пугающей тишине сама природа, казалось, затаила дыхание, словно столкнувшись с неким существом, не связанным ее законами. На фоне пламени сидел Адайн, его фигура олицетворяла настроение костра. От него исходила мрачная, одинокая прохлада, соответствующая потусторонней отрешенности костра. Огонь и Адайн были двумя сущностями, сплетенными в молчаливом общении, создавая ужасную историю, которая не поддавалась законам обыденного мира.
Пятнадцать лет назад.
— Адайн достиг пятнадцати лет, — раздался суровый голос Асувина в зале для совещаний, где собрались закаленные в боях разведчики. — Он готов вступить в роль капитана.
В комнате, где решалась судьба Адайна, царила атмосфера суровой обыденности. Стены были бледного, почти безжизненного оттенка. Низкий потолок создавал гнетущую атмосферу. Здесь не было никаких украшений, назначение комнаты было чисто утилитарным. Карты и схемы были разбросаны на потрепанных, испещренных зазубринами столах. На одной стене висела большая обветренная карта, испестренная булавками, которыми были отмечены ходы бесчисленных кампаний. Воздух в комнате был тяжелым, в нем витал запах чернил, стареющего пергамента, пота и едких остатков бесчисленных обсуждений задач и стратегий. Окна, задернутые плотными шторами, пропускали лишь слабую струйку дневного света, погружая помещение в вечный полумрак. Тишина в этом зале была уважаемым спутником. Помещение казалось почти безжизненным, как будто оно существовало в своем собственном герметичном мире. Именно здесь Адайн в пятнадцать лет сделал свой первый шаг к тому, чтобы стать следующим капитаном разведчиков.
— Асувин, я правильно понял? — голос Ре́йнрада дрожал от недоверия, брови сходились в недоумении. — Ты хочешь назначить мальчишку главой разведчиков? — смех Рейнрада резко контрастировал с серьезностью обсуждения, эхом прокатившись по комнате как оскорбление. — У него нет опыта… Я даже не хочу это обсуждать.
— Кровь гуще воды, — ответил Асувин. — Адайн — мой племянник, и я доверяю ему.
Скептицизм Рейнрада повис в воздухе.
— А нам нет? — в его тоне чувствовался груз многолетней преданности и верности.
— Ты хороший командир, Ре́йнрад. Но слишком вспыльчив. Характер настоящего лидера разведчиков должен быть другим. Адайн чрезвычайно силен, бесстрашен, холоден и непоколебим.
Другие офицеры молча слушали и внимали к словам Асувина. Они уважали его и никогда не ослушивались. Потому что знали, что их лидер не совершал промашек и никогда их не предавал.
— Я всегда был верен тебе и всегда выполнял твои идиотские приказы. Капитаном должен был стать я!
Высказывание Рейнрада грозило разрушить хрупкое спокойствие. Напряжение в зале стало ощутимым, воздух потяжелел от надвигающегося конфликта интересов. Оружие было наготове, и казалось, что кипящее недовольство может вылиться
