держат за какое-нибудь неповиновение полиции.
Девушка что-то сказала, рассмеялась, а Деян едко ухмыльнулся.
— Из этого ничего хорошего не выйдет. Если твой бал в резиденции влиятельных оборотней, то меня не пустят или, хуже того, побьют.
Кира навострила уши и только тут поняла, что не просто ничего не слышит, но теперь и не видит, потому что Деян отвернул экран и укоризненно посмотрел на нее.
Рыжий в конце концов закончил разговор.
— Значит, твоя сестра (это же была она?) начальница полиции? — спросила Кира как ни в чем не бывало.
— Подслушивать вроде бы как нехорошо, — заметил Деян.
— Красть людей из других миров вроде бы как тоже, — отбила Кира. — Но мы имеем что имеем. Меня, безвинную жертву твоей кражи, и тебя, человека, который громко говорил, пока я стояла рядом. Волей-неволей я кое-что услышала.
Деян усмехнулся.
— Моя сестра — заместитель полиции Объединения. Они в целом занимаются только дорожными делами. — Кира кивнула, но ничего не поняла, и, вероятно, это было заметно, потому что Деян расщедрился на объяснение: — Дороги идут через все земи, и поэтому есть такой объединенный патруль, для всех. При этом каждая земь имеет свою собственную полицию, которая занимается всем остальным на своей территории, кроме воздушных дорог. Те остатки грунтовки, по которой иногда ездят старые машины, тоже в их ведении. В общем, пока нам повезло, что Иржи здесь. Если бы его перевели в болскую полицию для расследования, пришлось бы придумывать что-нибудь другое. А не звонок сестричке.
— Повезло тебе с сестрой.
Деян никак на это не отреагировал, а развернулся в сторону полицейского и стал ждать.
— А почему твой домовой назвал ее львицей? — поинтересовалась Кира.
— Потому что она оборачивается в львицу, — пояснил Деян, не отводя взгляда от полицейского.
— Твой отец и мать тоже львы?
— Отец — да, мать — волчица, — предельно сухо и коротко ответил Деян.
— Слушай, а как это устроено? Люди, которые живут в одном и том же месте, получается, имеют один и тот же оборот? — Вполне нейтральная тема, подумала Кира, видя, что Деян опять не горит желанием распространяться о своей семье.
— Нет, все проще. Родители, когда объясняют детям, как оборачиваться, все делают на своем примере. Поэтому очень часто в одной семье одинаковый оборот. Очень редко кому-то удается самому дойти до другого оборота.
— То есть это даже не какая-то там предрасположенность?
— Исследователи говорят, что нет, — ответил Деян, все еще гипнотизируя взглядом полицейского, который как раз в этот момент ответил на звонок. — Поначалу оборот вещь непростая. Поэтому очень важно, чтобы помогала семья. Легче всего он дается, когда ребенок видит своего взрослого, который обращается и рассказывает, что с ним происходит. Там многое строится на доверии.
— Понятно, — кивнула Кира и все-таки не выдержала: — А про ваши отношения с сестрой расскажешь?
— Обычные отношения. Она ни разу не пыталась меня убить и иногда поздравляет с днем рождения.
— Да у вас почти идиллия, — обескураженно пробормотала Кира.
— В каком-то смысле да. Я же тоже не пытался ее убить, — кивнул Деян. И непонятно, шутил ли он.
В этот момент полицейский закончил говорить и бросил в сторону Деяна неодобрительный взгляд.
* * *
Иржи молчал. Не все время, но теперь, когда его допрос вели двое, он даже не кивал.
Это были сотрудники полиции Объединения. Сначала напротив Иржи сидел один, и его интересовало, у какой дороги Иржи нашел раненую девушку и заметил ли признаки аварии. Но когда появился второй и что-то шепнул первому, допрос изменился.
— Как часто ты, Иржи Хорак, становишься полуоборотнем?
Он промолчал, только постарался сесть удобнее, разговор предстоял долгий.
— Как часто у тебя бывают провалы в памяти после полуоборота?
Иржи положил руки в широких наручниках на стол так, чтобы опереться локтями и выглядеть еще более внушительно и спокойно. Провал у него случился один раз, в пятнадцать лет. В тот день его родители официально подписали бумагу об отказе. Спустя шесть лет после того, как отдали Иржи в интернат. Но говорить он этого не стал.
— В твоем деле записано, что у тебя фиксировали неконтролируемые приступы агрессии и были пострадавшие. Когда это случилось? — продолжал полицейский.
Все в те же пятнадцать лет, подумал Иржи, но снова промолчал. Он примерно представлял, почему начали этот допрос. С момента, как позвонили его шефу, чтобы подтвердить личность, его трепетное начальство из кожи вон лезет и звонит всем, чтобы Иржи допросили по полной форме. А желательно еще впаяли ему какое-нибудь нарушение (драку, например), чтобы шеф наконец-то избавился от единственного пятна в своем отделе. От недооборотня, который никак не вписывается, по его мнению, в ряды полиции.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, — начал опять свою песню полицейский, наверняка чистокровный вежиец или болсиец. — Ты подобрал окровавленную девушку у дороги. На ней врачи обнаружили следы очень длинных когтей, а раны фактически могли привести к смерти. При этом ты сам тоже был в крови. Я все верно излагаю?
Сидеть даже опершись локтями оказалось чертовски неудобно, но Иржи все-таки не пошевелился. Он уже все сказал. Дальше предпочитал говорить на суде, желательно в присутствии адвоката.
