Ознакомительная версия.
– Ой, сомневаюсь я в этом, – добродушно проворчал мудрый орк, не забывая настороженно зыркать по сторонам. – Все, что с нами приключилось, происходило не просто так, а именно тогда, когда и должно. А убиваться по прошлому – и вообще бессмысленное занятие. Не жалей о прошлом, дружище, оно-то ведь тебя не пожалело!
Ланс согласно кивнул. Он уже неоднократно убеждался в том, что все рассуждения Белого Волка несут в себе рациональное зерно и способны помочь выпутаться из любой, на первый взгляд даже совершенно безвыходной ситуации.
Идеально пригнанные друг к другу каменные плиты мостовой вели их вверх, к пологому холму, господствовавшему над столицей. Эхо шагов отражалось от безмолвных стен домов и рождало переливчатый отзвук, замиравший и теряющийся в веренице богатых кварталов. Ланс невольно поежился. Было что-то несказанно мрачное и торжественное в погребальном великолепии этого как бы уснувшего города, казалось, терпеливо ожидавшего возвращения того, кому суждено здесь появиться и снять нависшее над Ширулшэном заклятие. На холме, под защитой чеканных решеток, изукрашенных изображениями геральдических роз, дремал роскошный королевский дворец, резиденция правящего рода эль-Реанон. И чем ближе подходили путники к этому неповторимому чуду архитектурного гения эльфийского народа, тем сильнее сгущалась окружавшая его аура темного старого колдовства, уже почти утратившего свою исходную силу, но сохранившего былую частицу закоренелого страха и холодного, высокомерного зла.
Одни только перекрещенные и прислоненные к стене алебарды охраняли неприкосновенность главных ворот замка. Суеверно побоявшись тронуть затянутое паутиной оружие, Ланс наклонился и гибко скользнул между длинными древками. Куда более громоздкий Огвур попытался повторить маневр друга, но широкие плечи зацепились за тусклые лезвия, и алебарды с жалобным звоном обрушились на посыпанную гравием дорожку. Непонятно чем расстроенный тысячник смачно выругался и нагнулся, чтобы поднять то, что посмело осквернить мертвую тишину обиталища могущественных королей. Виноватые, торопливые движения орка не отвлекли внимания полукровки, не сводившего глаз с высокого крыльца, на котором, словно привлеченные неуместным сейчас шумом, неожиданно возникли две фигуры, как будто и дожидавшиеся появления Лансанариэля.
– Смотри! – Полуэльф дернул друга за воротник камзола, побуждая распрямиться и поднять голову. – Этот седой старик в короне кажется мне смутно знакомым!
Огвур нахмурил кустистые брови, старательно вглядываясь в тощего, согбенного мужчину, медленно спускавшегося по устланным ковровой дорожкой ступеням:
– Десять гоблинов мне в глотку, Ланс! Так ведь это и есть тот самый бледномордый колдунишка, что нахально форсил вместе с пьяным принцем демонов перед войском Азура под стенами Ниса!
– И правда! – признал полукровка. – Но как же он изменился!
Они медленно сходились посреди цветущих клумб с розами. Высокий, стройный Лансанариэль и едва передвигающийся старик, на длинных седых патлах которого нестерпимо сиял усыпанный сапфирами венец. По пятам за немощным королем тащился хромоногий, отвратительно подхихикивающий карлик.
– Не таким мне виделся правитель бессмертного народа! – печально признался Ланс, приближаясь к старику.
Король вперил в него пристальный взгляд подслеповатых, слезящихся глаз:
– Не знаю, кто ты, полукровка, но у меня еще достанет сил для того, чтобы поставить на место зарвавшегося выскочку с нечистой кровью!
Нежную переносицу Ланса прорезала гневная морщинка:
– Меня предупреждали, что Поющий Остров не прощает своих же ошибок и не выносит вида своих отвергнутых детей! – В его голосе прозвучала вся накопившаяся за долгие годы обида, вылившаяся в одной язвительной фразе. – Мнящие себя благородными эльфы часто совершают недостойные поступки, за которые не желают расплачиваться. Но я пришел для того, чтобы восстановить справедливость!
Эти слова, содержащие непреложную истину, острым жалом вонзились в сердце утратившего власть короля. Аберон на мгновение задохнулся от переполнявшего его возмущения, а когда вновь обрел дар речи, оскорбленно взвыл, потрясая пожелтевшими кулаками:
– Кто ты такой, что посмел открыто поносить мой благородный клан и возводить на нас напраслину?
Губы Ланса искривились в презрительной усмешке:
– Я всего-навсего нежеланный сын своего отца, отрекшегося от меня и погубившего мою невинную мать. Я приехал на Поющий Остров для того, чтобы взглянуть в его бесчестные глаза, а в качестве улики предъявить вот это. – Он выхватил из сумки скомканный плащ и бросил его к ногам короля. – Возможно, этот выродок известен и вам: ведь только самые родовитые дворяне по праву высокого рождения носят багряный шелк…
Аберон с кряхтением нагнулся и кое-как подцепил ткань непослушным пальцем.
– Выродок, – потрясенно бормотал он, – ты сказал «выродок»… – Затянутые бельмами глаза подслеповато всматривались в черты молодого красавца, стоящего перед ним. Юноши, чья ослепительная внешность пронзительно, как две капли воды, напомнила Холодному лица его сестры Альзиры и младшего брата Лионеля. – Откуда это у тебя, чужеземец? – Он невольно поднес к губам струящееся полотнище, еще хранившее пряный запах луговых трав.
Злодейка память услужливо воскрешала давно позабытые картины его безвозвратно утерянной молодости: стог сена, крупные капли теплого летнего дождя и доверчивые поцелуи юной девушки с пушистыми каштановыми косами… И непромокаемый багрянец королевского плаща, скрывший их страстные объятия, плаща, который он подарил ей на прощание…
– Я помню. – Губы старика дрожали. – Ее звали Маргота…
Ланс сдавленно вскрикнул, побледнел и отшатнулся:
– Она была моей матерью! А вы… значит, вы…
Король хрипло расхохотался, а затем бросил плащ себе под ноги и принялся остервенело топтать, пытаясь разорвать неподатливую ткань:
– Так, значит, наивная дурочка понесла! У меня есть сын! Сын короля всего Поющего Острова – незаконнорожденный, полукровка, ублюдок, отщепенец… Надеюсь, эта девка Маргота умерла в мучениях, как паршивая собака? Даже это будет слишком милосердным наказанием за тот позор, которым она покрыла меня – великого короля и мага!
Изумрудные глаза Лансанариэля налились кровью, праведное возмущение вскипело в любящем сердце.
– Не смей незаслуженно порочить мою благородную мать, ты, выродок! – звонко выкрикнул он. – Я думал, что ты раскаивался и оплакивал ее гибель, но ошибся: твоя душа темнее ночи! С этого мгновения я отрекаюсь от тебя и народа эльфов, я отомщу за гибель матери…
Ознакомительная версия.
