— А почему мы не можем засесть здесь и защищаться? — спросил Браэфар. — Разве не для того Длинный Князь выстроил крепость? — Он явно нервничал.
Ему ответил Руатайн:
— Да, мы могли бы засесть здесь, но тогда вары осадят крепость и примутся грабить окрестные поселения. Все маленькие деревушки исчезнут с лица земли. Хуже того, все воины, собравшиеся здесь, оставили дома жен и детей. Они не захотят сидеть в крепости, подвергая своих любимых опасности. Конн прав. Врага надо встретить лицом к лицу, и исход войны решится в одной большой битве.
— Ага, большой битве, — резко сказал Браэфар. — Битве, в которой противника будет вдвое больше, чем нас.
— С этим мы ничего не можем поделать, — проговорил Конн. — Наши воины будут сражаться за родину. Это придаст им отваги и сил. Кроме того, у нас есть Железные Волки. Противник ничего о них не знает, и это даст нам некоторое преимущество.
— А что мы должны делать? — спросил Фиаллах.
— Вы должны удерживать холмы, чтобы противник был вынужден пойти по долине. Там буду стоять я. Горный Князь увидит меня, и ненависть заставит его атаковать меня главными силами. А ты, Фиаллах, будешь ждать на восточном холме, пока я не дам тебе знак. Тогда ты атакуешь правый фланг. Не углубляйтесь в ряды противника, наносите удар, отходите, снова наносите и так далее. Маккус с отрядом обойдет врага сзади, и конные лучники атакуют с тыла. А в нужный момент, когда ряды противника дрогнут, я поведу атаку и убью князя и Шарда.
— Если, конечно, все пойдет по плану, — вставил Браэфар.
— Да, в таком случае, — негромко проговорил Конн. — Выступаем завтра. Ты останешься здесь, Крыло. Многие приедут позже. Собери их и отправляйся нам на помощь, как только сможешь.
Совещание окончилось, и народ начал расходиться. Руатайн остался, чтобы поговорить с Коннаваром. Юноша чувствовал, что у отца что-то есть на уме, но он не хочет об этом говорить. Вместо этого Большой Человек сменил тему.
— Ты думаешь, мудро оставлять Крыло с арьергардом?
— Он не понадобится на поле битвы. Ты же видел его. От него так и разит страхом.
— Да, видел. Однако арьергард может решить исход битвы. Я понимаю, что рискую, но не могу позволить себе оставить Гованнана. Он мне нужен.
— Я могу остаться.
— Ты, Большой Человек, и пропустишь битву?
— Думаю, это будет мудро.
— Я подумаю об этом. С тобой все хорошо, отец? Кажется, тебя что-то тревожит.
— Да ладно, я силен, как бык, парень. Не бойся за меня. Правда, я устал и, пожалуй, отправлюсь в постель. Мирия наверняка еще не спит и потребует полный отчет о совете.
— Я удивился, что ты не оставил ее в Трех Ручьях.
— Оставил ее? Ты серьезно считаешь, что она бы согласилась на это, теперь, когда вы с Браном отправляетесь на войну? Клянусь всеми богами, я скорее встретился бы с армией варов, чем велел ей оставаться дома.
Руатайн обнял сына и отправился в свою комнату.
Конн поднялся и вышел на улицу, прошел мимо двух рычащих собак, подъедавших остатки пищи на рынке, и поднялся на укрепления. Некоторое время он смотрел на север, любовался тысячами костров, горящих в лагере его огромной армии. На сердце его было тяжело. Он всю жизнь хотел защитить свой народ, а в итоге навлек на него такую беду. Его ненависть и месть разожгли пожар войны, из-за него Горный Князь и Шард заключили союз. И завтра или послезавтра сотни, а может быть, и тысячи людей заплатят за это своими жизнями.
Дул холодный ветер, и молодой князь поплотнее запахнулся в плащ и принялся спускаться с укреплений. Из Длинного Зала вышла женщина в платье, закутанная в теплый платок. Мирия увидела сына и помахала ему. Он увидел в ее руках какой-то сверток, и догадался, что это еда для него. Коннавар нежно улыбнулся. Она всегда будет видеть в нем ребенка, сколько лет он ни проживи.
Неожиданно собака бросилась к Мирии, яростно лая. Женщина резко обернулась. Псина почуяла еду. Конн побежал, крича, в надежде напугать зверя. Собака прыгнула, пытаясь схватить сверток. Щелкнули челюсти, Мирия отпрыгнула. Псина зарычала. Это была голодная бездомная сука, которую запах еды довел до безумия. Она снова прыгнула, на этот раз желая вцепиться в плоть женщины, не дающей ей поесть. Конн подоспел и вытянул руку вперед. Челюсти сомкнулись на кожаной наручи. Молодой человек резко махнул рукой, и послышался страшный треск. Собака упала на землю в конвульсиях. Конн опустился рядом. Псина была совсем старая, и кости оказались непрочными — она сломала шею.
— С тобой все в порядке, мам? — спросил Конн, поднявшись.
Та стояла молча, и луна освещала бледное как смерть лицо.
— Ты убил ее.
— Я не хотел.
— Ты убил пса, укусившего тебя, — прошептала она. — Боги великие.
Он похолодел. Надо же нарушить собственный гейс в ночь перед битвой!.. Они постояли молча несколько минут, а потом она взяла его за руку.
— Что ты будешь делать?
— А что я могу, мам? Поведу риганте в битву.
— Нет, — прошептала она, пятясь. — Только не это! Неужели снова?..
Руатайн застонал и перевернулся на живот. В груди глухо пульсировала боль. Он с трудом сел и увидел, что один в постели. Воин собрался с силами, встал и доковылял до лежащей на спинке стула одежды. Из кармана куртки вытащил мешочек с лекарствами и насыпал щепотку семян наперстянки в стакан с водой. Перемешав содержимое как следует, залпом выпил. Через некоторое время боль отступила. Ему было непросто попросить Конна оставить его в Старых Дубах, но так было надо. Он очень любил Крыло, однако не верил, что тот поторопится привести подкрепления. Браэфар никогда не будет спешить на битву. Руатайн выпил еще воды. Лекарство отличалось мерзостным и горьким вкусом.
В день, когда он отправился в Старые Дубы, к нему подошла Ворна. Они прогулялись вокруг ограды кузницы Наннкумала.
— Ты ведь ничего ей не сказал, Большой Человек?
— Нет.
— Послушай меня, Руатайн. Если ты будешь сражаться, то умрешь в этой битве. Сердце подведет. И если ты не можешь сказать жене правду, скажи хотя бы сыну.
— Скажу. И останусь с женщинами и детьми. — Он постарался не злиться, но было тяжело. Грудь неожиданно заныла.
Ворна положила на нее руку, и его отпустило.
— К тебе вернулась сила.
— Да, но чтобы вылечить тебя, ее недостаточно. Ты помнишь свой гейс?
— Конечно. Удивительная чепуха. Должно быть, колдунья напилась. Не будь щитом короля. В нем нет никакого смысла.
— Смысл всегда есть, Ру. Ведьме является видение — своего рода картинка. А она формулирует ее. Ты прицепился к слову «король», но это может означать просто правителя, тана или князя. Коннавар правит риганте. Скажи мне, Мирия знает твой гейс?
