Эта мысль может испугать еще больше.
Здесь все еще было светло, солнце садилось справа, поднимался ветер, но деревья отчасти защищали от него, потому что Нед еще не поднялся выше границы леса. Он оглянулся через плечо. Ниже находилось какое-то озеро или водоем, блестящий на свету, и еще один виднелся чуть подальше. Он уже забрался достаточно высоко и далеко видел. Вид был красивый, хотя Нед еще даже не одолел и половины горы.
По этим склонам в прошлом прошел пожар, может быть, и не один. Гора выглядела более голой, чем на картинах Сезанна. Время все меняет, даже горы. Даже сотня лет может что-то изменить, или сколько там прошло времени с тех пор, как Сезанн рисовал эту вершину. Это большой промежуток времени или всего лишь ничтожная частица?
Нед подумал, что знает, как бы ответили те двое мужчин и Изабель. Но еще он помнил разговор матери и тетки на тропинке, ведущей от башни, вчера ночью, и ему пришло в голову, что им, возможно, двадцать пять лет показались очень долгим, надрывающим душу сроком.
Он не знал ответов. Нед еще немного усилил звук музыки, он бежал зигзагами вверх, на гору, а день угасал и близился к концу.
* * *
Через двадцать минут тяжелой, изматывающей работы, бега по террасам, где приходилось пробираться среди последних туристов, спускающихся вниз, Нед на полном ходу столкнулся с тем, о чем его предупреждали: защита высосала все его энергетические запасы. «Аккумулятор разрядился».
«Слишком рано!» — подумал Нед, но одновременно с этой мыслью его ноги подогнулись, и он почувствовал, что падает. Он не соскользнул вниз, тропа по-прежнему больше напоминала крутой подъем, предназначенный для пеших туристов, а не для альпинистов, но он лежал на середине узкой дорожки, обессиленный, опустошенный, и долгое мгновение ему казалось, что он не сможет подняться.
А это никуда не годится. Он с усилием выдернул наушники и приподнялся на локте. Его маленький рюкзачок казался тяжелым грузом на спине. Он с трудом освободился от него. Во рту ощущался привкус пыли. Лучше, чем кровь, подумал Нед.
Затем с чувством страха, похожим на туго свернутую пружину внутри, он снял свою защиту, потому что больше ему ничего не оставалось.
И вскрикнул. Не мог сдержаться.
Его голову сразу же сжала жестокая боль: тиски, а не вязальные спицы или молот. Он был прав, только сейчас от того не было никакой пользы — защита действительно сдерживала отчасти влияние на него этого места.
Нед сидел крепко зажмурившись, дышал часто и неглубоко и чувствовал на лице слезы. Он понимал, что ему все-таки придется звонить вниз. Он не был даже уверен, что сможет не потерять сознание, пока кто-нибудь до него доберется сюда.
Он открыл глаза, заставил себя посмотреть вверх. И, повернувшись на восток, увидел часовню ниже громадного креста на вершине. Она была совсем недалеко, он подобрался чертовски близко. Им придется это признать, не так ли?
Больше никого здесь не было. Никто не слышал его крика. Все сохранившие разум люди уже разминулись с ним, спустились вниз по длинному склону, чтобы выпить и принять душ, полюбоваться закатом и поужинать, укрыться от ветра, который дует здесь.
Тут Нед ощутил еще что-то: пульсацию в голове, словно чей-то зонд. Он заставил себя сесть, двигаясь очень медленно. Все это требовало таких ужасных усилий и вызывало такую боль! Он посмотрел внутрь себя. Аура Кадела все еще присутствовала. И пульсация шла от него.
«Конечно, — подумал Нед. — Ты ни черта не знаешь, Марринер. Простофиля».
Он думал, что Кадел гонится за ним, но ведь у него была защита. Кельт не мог видеть Неда так же, как Нед не заметил его там, внизу. Кадел просто поднимался на вершину, не зная, находится ли Нед впереди него, или позади, или где-то еще.
Но теперь он это понял и хотел убедиться, что Нед знает о его приближении.
«Я должен испугаться», — подумал Нед. Но чувствовал себя слишком слабым, чтобы бояться, похоже, все, чего ему хотелось, и все, на что он был способен, — это сидеть здесь, среди пыли, камней и жалких, низких кустиков, и смотреть, как садится солнце и уходит с этих склонов и от него.
Ну, он мог бы сначала позвонить. Кто-нибудь придет. Его тетя ответит на вызов. Номер отца у него на автодозвоне, и номер Грега тоже. Ну, не совсем так. Мелани ради шутки тогда установила номер Грега из девяти или десяти цифр на автодозвон телефона Неда. Потом Нед ночью поменял мелодии их вызовов.
Ему почти удалось улыбнуться, вспомнив, как он позвонил ей на следующее утро у собора.
«Ты за это поплатишься!» — пригрозила тогда Мелани, но она смеялась.
Если они правильно понимают происходящее, она сейчас где-то над ним, не слишком далеко.
Он вспомнил, как она смеялась в то утро, и что-то в нем изменилось при этом воспоминании. Гнев, подумал Нед, может стать мощной движущей силой. Он может уничтожить тебя или создать тебя, как и любое другое очень сильное чувство.
В данный момент гнев поднял его на ноги.
Он осознал, осторожно выпрямляясь, что сумеет справиться с болью. Именно контраст, шок от того, что исчезла защита, сбил его с ног. Но он уже очень высоко, далеко от той равнины, на которой произошла битва, и сможет продержаться еще немного. Только надо преодолеть слабость в ногах.
Кадел приближается, и он теперь знает, что Нед находится впереди него.
С огромным усилием Нед снова надел на плечи рюкзак. С каких это пор эти штуки стали такими тяжелыми? Ноги у него были как ватные, такими они бывают в конце кросса. Но он уже три года бегает такие кроссы, это ощущение ему знакомо. Это новое чувство и не новое. Можно исходить из прежнего опыта, а он и раньше врезался в стены на бегу.
Вот в чем все дело, всегда повторял им тренер. Ты определяешь, где находится твоя стена, и тренируешься, учишься отодвигать ее дальше, но когда врезаешься в нее… проникаешь сквозь нее. Если сумеешь это сделать, ты — бегун. У Неда в голове звучал его голос.
Нед пробежал сквозь стену. Он двигался смехотворно медленно. Шел, а не бежал. На тропинке иногда попадались отдельные камни — он сейчас находился прямо под часовней, — споткнувшись о которые можно скатиться вниз.
Он оглянулся назад. И на этот раз увидел человека, который неуклонно приближался, быстрым и мощным шагом он уже преодолевал поворот.
Неду хотелось заплакать, только это совсем не поможет. Он посмотрел вперед. Осталось еще два зигзага, или можно карабкаться вверх напрямую. Он не был уверен, что у него хватит на это сил, но зато был уверен, что у него нет времени этого не делать. Он стиснул зубы — это выражение узнали бы некоторые люди — и сошел с тропинки. И приник к скалистому склону, пустив в ход теперь и руки.
