— И вы хотите управлять смешением рас?
Кларкхэм кивнул.
— Да. А вы что, можете назвать имя гибрида, более подходящего для этой цели? Более сведущего, искусного, более… опытного?
Майкл отрицательно покачал головой.
— Вы можете стать просто мудрым и добрым учителем.
Мора встала за спиной у Кларкхэма, положила ладони ему на плечи. Кларкхэм накрыл ее руку своей.
— Я эгоистичен, как все кругом.
Майкл покосился на Харку, который прогуливался вдоль края патио.
— Это дело непростое, — заметил Майкл. — Оно, наверно, принесет отчаяние, злость.
Рассеянные шелковым пологом вечерние лучи и тусклые бумажные фонарики заливали патио мягким светом. Кларкхэм наклонился вперед и положил руки на стол. Между его ладоней возник образ: Земля, вполне реальная и так хорошо знакомая Майклу.
— Достаточно всего лишь воплотить на ней Песнь… при содействии людей и сидхов во главе с подходящим предводителем, то есть со мной… и бедам придет конец. Мир снова станет раем, как в былые времена…
— Амхара, — прошептала Мора. Ее лицо приобрело теплый вишнево-коричневый оттенок.
Шар, возникший меж ладоней, устремился к Майклу, но Майкл не отшатнулся. Земля расширилась, заполнила все поле зрения, и Майкл уже как будто пролетал сквозь облака, над лазурными морями, широкими белыми пляжами, джунглями и зубчатыми вершинами гор. Чистый воздух был наполнен ликованием, ожиданием чего-то удивительного и радостного. Образ исчез, лопнул как мыльный пузырь, но впечатление осталось.
— Это юность, — пояснил Кларкхэм. — Мир вновь юн, свободен от греха, страха и ненависти.
— С вами во главе, — добавил Майкл. На сей раз он сделал то, от чего до сих пор воздерживался — попытался проникнуть в ауру Кларкхэма. Изомаг заблокировал все, кроме самого длинного, похожего на колючку, протуберанца. И Майкл почувствовал, как ужасна подлинная суть Кларкхэма, и понял…
«Воспользуйся этим».
Грязь, ненависть, почти столь же отвратительные, как в ауре Шахпура. Сколько раз Кларкхэм отбрасывал свою самую темную тень? И сколько раз внутренняя мерзость возрождалась? Он носил в себе что-то вроде злокачественной опухоли, от которой не мог избавиться полностью — она вырастала снова и снова.
«Шахпур — человек, а душа человека обычно не защищена, и отброшенные тени липнут к ней, как мухи к липучке, особенно в Царстве.
Когда Кларкхэм получит Песнь, он вселит в меня всю свою нечисть. Духовная экскреция. Как это предотвратить?
Почему я сужу о нем так резко? Разве во мне самом нет ничего темного и мерзкого?»
Кларкхэм никак не реагировал на прикосновения к его ауре.
— Да, я буду главой, — сказал он всего через несколько мгновений. — Или у вас есть другая кандидатура?
— Нет, — ответил Майкл.
— Тогда оставим пустые пререкания. Вы способны помочь воссозданию рая на Земле, объединению народов, разделенных в незапамятные времена. Давайте сотрудничать. Наши цели совпадают.
Кларкхэм сделал знак Море. Она сходила в дом за писчими принадлежностями, которые разложила перед Майклом.
— И чего-нибудь выпить, — попросил Кларкхэм.
Майкл взял два оставшихся листа и авторучку. На мелкозернистой поверхности бумаги перо оставляло толстые, гладкие линии.
Его окружат равномерно
Три круга: встанут из Аверна
Все духи странников несчастных,
Что в сумрачном его погибли Царстве…
Это была просто разминка. Майкл смотрел на белую бумагу и старался сосредоточиться. «Как отбрасывание тени, — подумал он. — Находишь внутри слова, придаешь им форму, выпускаешь наружу. И они должны быть безжалостны».
Бири опять принес кувшин, разлил по тяжелым глиняным стаканам прозрачный напиток кремового цвета.
Кларкхэм поднял стакан и провозгласил здравицу Майклу.
— Настоящее райское молоко, — добавил он.
«Три кольца вокруг сомкнутся…»
Напиток оказался кисловатый, резкий, с привкусом спирта, но все же довольно приятный.
— Это кумыс, — пояснил Бири. — Напиток императора Кублы.
Кумыс подействовал на Майкла почти немедленно. Он записал последние две строчки из фрагмента поэмы Колриджа.
Был млеком рая напоен,
Вкушал медвяную росу…
И тут оно пришло. Вспыхнуло, заискрилось и хлынуло стремительным потоком. Майкл едва успевал записывать. Он знал: другого шанса не будет. И пытался уловить как можно больше, и ликовал. Никакого внешнего источника не было; все шло изнутри, из самого существа Майкла или, вернее, из той сущности, которая соединяла его с Колриджем, с Йитсом, со всеми прекрасными поэтами. Больше не существовало ничего, кроме Слова, и оно накатывало совершенными волнами.
И льды, что здесь веками тают,
Дворец, шатру подобный, губят
И водопады разрушают.
Не время ли само ярится —
Рукой костлявою хватает
Сады и башни золотые,
У хана отнимая силы?
Еще строчек двадцать пронеслись так быстро, что их не удалось записать. Но это не имело особого значения.
В морях пустынных волны бьются,
Его ладьи идут ко дну.
Вкусил ты, хан, плодов волшебных.
Спешил, не вняв благим советам.
И для тебя звучит укором тихим
Песнь девы, в сумрак облаченной:
«Храм наслаждений обреченный
Тебя от мрака не спасет.
Песнь вечный град не возведет.
Рокочут воды в Подземельях,
Земля задрожала. Кларкхэм схватился за стол.
Вершин высоких достигают,
И хана дивные владенья
Водовороты поглощают».
Строчек было больше, гораздо больше, они промелькнули в сознании и исчезли, но сделали свое дело. Песнь завершилась, и Майкл уже знал, что не такую Песнь Силы искал Кларкхэм. Ничего подобного, кажется, вообще никогда не существовало. Разрушительное начало лежало в самой основе и проявилось еще в ту пору, когда Линь Пяо Таю поручили постройку дворца.
Поэма Колриджа играла роль ловушки и предназначалась лишь для уничтожения тех, кто, подобно Кларкхэму, стоял на пути более могущественных сил. Валтири, маг из птичьего рода, кледар, послал в Царство Майкла; Журавлихи и Бан Часов ему помогали; Тонн и Малн позволили пройти до конца.
Кларкхэм схватил листы, как только Майкл перестал писать. Изомаг читал, и зрачки его расширялись.
— Предатель. Это не…
— Я закончил. Тут не все. Но я уже закончил, — проговорил Майкл, внезапно ощутив огромную усталость.
Кларкхэм скомкал листы и швырнул на стол. Мора взяла в руки пликтеру. Кларкхэм повернулся к сидхине, но она не взглянула на него. Земля опять содрогнулась, и Николай, пятясь, отошел от стола. Ледяные глыбы в ущелье загрохотали сильнее, Кларкхэм метнул свирепый взор в Бири; тот ответил холодным взглядом.
