Хорек с умилением прижал к сердцу хрустальный шар.
— Ничего. Я с такою работал, между прочим, когда ты под стол пешком хаживал. Дело говоришь какое-то?
— Мне нужно чтобы ты нашел одного человека…
— Матрица, — проговорил Хорек, будто воскрешая что-то давным-давно забытое и безвозвратно ушедшее из его жизни. — О ней ходят легенды. Одни говорят, что это выход в Астрал. Но мы, старые жокеи, верим в то, что Матрица произошла от примитивных электронных программ и военных экспериментов, связанных с попытками подключения различных управляемых устройств непосредственно к головному мозгу до того как все изменилось…
— Что значит: все изменилось?
— Все. С приходом Спасителя явился Армагеддон. Кое-кто уверен в том, что была война. Кто-то — что катаклизм. Другие говорят, что Матрица это согласованная галлюцинация, создаваемая и поддерживаемая день ото дня миллиардами операторов всех наций, логическое представление данных, содержащихся в памяти и на магнитных носителях всех опсисов всего разумного человечества. Потоки данных, протекающие в пространстве разума, мириады и созвездия информации…
Хорек наклонился, свесившись с софы, подобрал подставку под хрустальную сферу. Надел черную повязку и водрузил хрупкую тиару из тонкой ажурной стали. Прикрепив на висках троды, провел пальцами по деке «Сендая». Будто музыкант, небрежно прощупывающий возможности своего инструмента, закрыл глаза, удаляясь из комнаты на Мосту гранильщиков.
— Полетели?
— Летишь один ты, Хорек, — бросил колдун и вышел.
Пчак плясал в его правой руке, высекая из-под левой правильной формы продолговатые кусочки порея. Пряный запах шафрана и пар, клубящийся над раскаленной плитой, заполнили все помещение. Один из разносчиков суетливо стянул готовые блюда и вышмыгнул вон, в удушливое, забитое людьми пространство трактира.
В этом квартале можно было встретить все что угодно от Номмарской почтовой бумаги до иголки из Туманного Альбиона. Его не удивляло здесь присутствие пчака.
Конечно, он мог и не усложнять себе жизнь столь замысловатыми ритуалами, в которых он, тем не менее, находил удовольствие. Конечно, он мог поступить проще. Но это скорее бы огорчило его самого, нежили тех, с кем бы он поступил таким образом.
— Вон. Вон из кухня. Вон, вон! — прикрикнул колдун на ломанном орринском, изображая эксцентричную особу возмущенного повара, что нисколько не удивляло кельнеров. Его кожа и впрямь была намного светлее местных жителей, из-за чего его притворству никто не придал значения. Он и в самом деле играл самого себя, учитывая то, что с языком испытывал невероятные трудности, общаясь в основном на всеобщем.
Филе жирного мяса расползлось по доске в ожидании полной метаморфозы. Он хорошо вымыл его от крови и вытер тряпицей. Виртуозно крутанул на плите, давая рассмотреть свои действия очередному разносчику, ошпарил со всех сторон не дольше трети минуты и перебросил под левую руку, используя пчак теперь уже по своему назначению.
Когда он обернулся, разносчик исчез. Кухня оказалась полностью в его власти, и он извлек из кармана небольшой сверток.
Вино было венцом его творения. Как и пиво — разумеется, тоже.
Двое тех кого опознал Хорек сидели неспокойно, все время, щипая разносчиц за зад, и громко общались, беспрестанно жестикулируя в дымной завесе окутавшей их макушки.
— Угощайтесь, господа. За счет за ведения.
Сидевший ближе к нему, обернулся. Сплюнул, опустил занесенную руку. Второй улыбался.
Полное недоумение, отразившееся в глазах первого из них, заставило второго заговорить, очевидно, матом. Обширное пространство с тушами свиней и коров, покоящихся на крюках свисающих с потолка, наполовину заливал лунный свет из открытых ворот. Див вынул кляп изо рта одного из наемников.
— Когда со мной приключается очередной приступ, — сообщил он, примиряясь ножом к сочленению между провисшей рукой и мускулом широчайших мышц того, чей кляп по-прежнему находился на месте, — я играю в одну простую игру. Знаки. Так я ее называю. Она очень проста. И в нее сможете играть даже вы. Достаточно немного воображения. Когда вы испытываете беспокойство, представьте себе, что внешний мир, в отличие от вашего внутреннего, подсказывает вам ответы на все интересующие вас вопросы. По принципу самое первое, что придет в голову самое верное, и таким образом внешний мир дает вам все правильные ответы. До тех пор пока вам сие не наскучит.
Глаза безкляпого устремились на подкинутую вверх Gracia. Окурок упал вниз тлеющим рыльцем к нему.
— Хороший знак. Все знаки хорошие.
Крик, утонувший в глубине скотобойни, на мгновение разорвал тишину. Не переставая скулить, первый прижал руку к торсу, из подмышки текла кровь.
— Не скажу, что мне доставляют удовольствия ваши страдания. Но деликатность ситуации заключается в том… — Лезвие ножа поплясало в руке колдуна, выдавая па перехватов. — Нет, не получается. А когда-то умел…
Он прошелся вдоль болтающихся вниз головой тел, уперев кулаки в бока и расставив в стороны локти.
— Что мне нет смысла вас оставлять в живых. Сплошь одни минусы. К примеру, мои действия наверняка вызовут ответную реакцию. Что помешает вам вернуться и прикончить меня? На вашем месте я так бы и поступил. Во вторых оскорбление нанесенное вам заслуживает сатисфакции. Какой она будет, зависит от вашей доброй воли, на которую мне совершенно нет смысла полагаться. Что ставит меня в жесткие рамки. Назовите мне хоть одну причину, по которой я не должен вас убивать…? Итак, господа, по вашему дружному молчанию я понимаю, что те отсутствуют.
— Чего ты хочешь, мать твою, — вырвалось из освобожденного рта второго.
— Я, — стараясь выговаривать слова как можно медленнее, установил нож на том же месте что и у прежнего наемника колдун, — крайне не уравновешенная личность. Вам знакомы такие термины как истинные галлюцинации и…
— Какого хрена он хочет, — крикнул второму первый.
— Я хочу знать два ответа на два вопроса.
— Какие?
— Кто нанял вас разделаться с Хорьком, и за что?
— С этой крысой? Он сам напоролся на нож! Мы хотели его припугнуть…
— Кто?
— Басеньян, черт побери, — взвизгнул первый, не желая искушать судьбу своего внутреннего мира, зависящую от окурка. — Он задолжал ему денег!
— Я так и думал. Но мне по-прежнему нет смысла оставлять вас в живых. Конечно, если вы испытываете раскаяние…
— Да!
— И вы желаете изменить себя, став на стезю добродетели, позабыв о своем прошлом. О том кем вы были и чем занимались…
